Каким-то образом корове удалось оторваться от преследователей, но можно было не сомневаться: скоро они будут здесь.

Ласло расстегнул молнию, соединявшую две части костюма, и вылез из него. То же самое сделала Зельда позади него.

Посреди комнаты стоял только что поднявшийся с кушетки человек, высокий и худой, с двумя седыми завитками на висках. Глаза у него были красные от недосыпа, кожа бледная, но на лице играло подобие улыбки.

– Вот уж это точно за пределами моего воображения… – пробормотал он, глядя на костюм коровы.

– Профессор Гриффитс? – спросил Ласло. – Ласло Интригио. Мы здесь, чтобы… думаю, это и так понятно!

Они пожали друг другу руки, оба порядком смущённые.

– Могу ли я узнать у вас… как вы меня нашли?

– О, – ответила Зельда, – это всё знаменитый нюх коровы-ищейки, профессор!

– Профессор, вы не против отложить объяснения на потом? – предложил Ласло. – Если я не ошибаюсь, у вас сегодня на четыре часа назначена довольно важная встреча.

– Вы можете вытащить меня отсюда?

Ласло кивнул и показал на костюм.

– Надеюсь. Эта корова рассчитана на двоих, но если мы с дочерью заберёмся вдвоём вперёд, и вы согласитесь повторять наши движения…

17

Как ты ходишь в туалет, если Слабифана нет

Никчёмные, никчёмные, никчёмные люди.

Именно так думал Эрл Хакер о европейцах. Он считал их кучей растяп.

Когда в Соединенных Штатах с ним связались из-за «лёгкого дéльца», которое нужно было провернуть в Европе, у него по спине пробежала дрожь. Европа – земля болтунов. Все до единого там пустомели и бесчестные люди, как тот француз, который полвека назад продал Пикассо его дяде Мартину, когда тот приехал в отпуск в Париж. Дядя потратил все свои сбережения, и что получил? «Шедевр» Пиппо Пикассо, какого-то никому неизвестного итальянца, чьи полотна стоят меньше рулона туалетной бумаги. С тех пор семья Хакер питает нелюбовь к Старому Свету.

Актёрская карьера Эрла остановилась на рекламном ролике слабительного «Слабифан», снятого три года назад, и к тому же за нынешнюю работёнку в Европе отстёгивали нешуточные деньжищи, так что…

Задачу ему изложила блондинка по фамилии Берелсен, и заключалась она в следующем: постричься, загримироваться, одеться как пугало, спрятаться в фургоне мороженого, в нужный момент зайти в туалет амстердамского аэропорта через запасной выход и выйти из него в зал выдачи багажа, изображая из себя с того момента некоего профессора Гриффитса.

Любопытно всё же, почему мисс Берелсен нашла из своей Европы именно его. Может, она видела его в рекламе «Слабифана»?

Наверняка.

Согласно инструкциям Берелсен, в ходе этой краткой инсценировки ему предстояло общаться с минимумом людей. Произнести лаконичную речь о каких-то там буровых скважинах и нефтяных колодцах. Принять участие в заседании политиков – вот уж сборище записных болванов! – и зачитать там ещё один доклад, который очень порадует некоего мистера ван Усталена, начальника этой Берелсен.

Наконец, сразу после конференции он должен был исчезнуть. Он мог сам выбрать, каким способом это сделать, учитывая, что за роль этого профессора Гриффитса ему платили сто тысяч зелёных. Пятьдесят тысяч до операции и пятьдесят – после.

В этой безумной цифре Эрл видел запоздалое возмещение ущерба за втюханного дяде Марвину Пиппо Пикассо, а также подтверждение того, что европейцы сплошь лопухи. От первого до последнего.

Казалось бы, это были лёгкие деньги, однако проклятый континент был неисправим: ничто здесь не шло по плану. Начиная со свихнувшегося носильщика в аэропорту, который сбил его с ног своей тележкой и носился с ним по аэропорту как в плохом аттракционе. А Эрл ненавидел аттракционы так же горячо, как и Европу.

После чокнутого носильщика была шальная таксистка. Красотка, конечно, ничего не скажешь, но где она училась водить машину? Ей бы в ралли Монте-Карло участвовать, а не водить такси!

А отель?

Это надо же так, они потратили сто тысяч долларов, чтобы он зачитал какую-то мутотень про нефть, и не смогли найти гостиницу, где не воняло капустой!

И под конец чёртов ресторан, это была последняя капля.

Суп.

Самый огненно-жгучий суп в его жизни.

Он затруднялся даже описать его. Одна ложка супа сократила его жизнь лет на десять, не меньше, и при одном воспоминании о нём на глазах выступали слёзы.

После адского супа его погрузили в служебный автомобиль и, включив мигалки, повезли на заседание этой самой Комиссии по охране природы. На выходе из машины вспышки десятков фотоаппаратов осветили физиономию с опухшими губами. Под галдеж репортёров он кое-как прошёл в здание. Увидел Берелсен с приклеенной к лицу улыбкой, она говорила с кем-то по телефону. Его представили мистеру ван Усталену, они пожали руки.

Эрл обменивался приветствиями с другими членами Комиссии по охране природы, когда заметил нечто весьма странное: за окном промелькнуло жёлтое пятно, сопровождаемое громким рокотом мотора. ОН готов был подумать, что это один из тех парашютов, которые используют, чтобы тормозить гоночные болиды, когда они ставят рекорды скорости. Но какой смысл может иметь подобное в центре Амстердама? Никакого, разве только ему померещилось. Очевидно, нервы уже не выдерживали.

Эрл направился к столику с напитками, чтобы пропустить стаканчик и немного поправить настроение.

Но горло всё еще пылало. Он прокашлялся.

– Что ж, профессор. Комиссия готова начать работу, – шепнула Берелсен, взяв его под руку.

Эрл подумал, что наконец-то этот кошмар скоро закончится, а он получит на руки свои деньжата. На верхнем этаже уже готов был распахнуть двери торжественный зал со сверкающими полами, гобеленами, старинными креслами и столами из красного дерева, стоящими в форме буквы «П», когда…

ГЛУРБЛ!

Эрл почувствовал жуткую колику в животе, сопровождаемую не обещающим ничего доброго звуком. Несколько секунд, чтобы перевести дух, и новая колика, ещё более сильная.

ГЛУРРРББЛЛЛЛ…

«Чёртов суп!» – подумал Эрл.

Он проглотил всего лишь ложку, но продолжал ощущать на себе последствия. Безнаказанно преодолев все участки пищеварительного тракта, суп готовился нанести окончательный удар.

– Изв… Извините, я на минутку… – выдавил в микрофон Псевдогриффитс. Он был бледен, на лбу выступили капельки пота.

С лицом как у привидения он торопливо обогнул стол и под грозными взглядами, которая метала на него Берелсен, поспешил прочь из зала.

В коридоре Эрл перешёл на бег. «Почему туалеты всегда в конце коридора и обязательно с противоположной стороны?», – думал он. Сделав рывок, достойный спринтера, Эрл, наконец, катапультировался в мужской туалет.

– Добрый день, профессор Гриффитс, – приветствовал там его… другой профессор Гриффитс.

Эрл