происходили. Историческое прошлое конструируется путем выделения из широкого спектра событий тех из них, в случае с которыми можно установить, что они действительно произошли в определенное время в определенном месте, и которые могут быть включены в диахронический рассказ о постепенном развитии той или иной группы.

Как отмечает Майкл Оукшотт113, такое историческое прошлое сильно отличается от «практического прошлого», которое большинство из нас носит в своей голове в форме воспоминаний, фантазий, обрывков информации, формулировок и заученных практик. Сюда также относятся смутные представления об «истории», на которые мы опираемся в повседневной жизни, когда голосуем на выборах президента США, оправдываем военные или экономические авантюры политиков, планируем вечеринки или выступаем в суде. Историческое прошлое существует только в книгах и статьях профессиональных исследователей прошлого, написанных по большей части для других таких же исследователей, а не для широкой аудитории. Это историческое прошлое, согласно профессиональной доксе, конструируется как самоценное. Оно обладает очень ограниченной практической ценностью (если вообще ею обладает) и почти ничего не дает для понимания того, что обычные люди называют «настоящим». Ирония заключается в том, что чем более научными становятся профессиональные исторические исследования, тем менее полезными они становится с практической точки зрения, в том числе перестают выполнять свою традиционную функцию – знакомить простых людей с реалиями политической жизни. Современные исторические исследования стали воистину дианоэтическими по своей цели и методам и скорее созерцательными, чем деятельными по своей сути. В рамках современных исторических исследований историческое событие – это любое событие, которое можно исследовать техниками и процедурами, находящимися на вооружении гильдии профессиональных историков. Это событие может заявить о себе в практической жизни того или иного общества или другого рода группы. Однако если это событие изучается как «историческое», оно оказывается перемещенным из категории событий прошлого, к которым можно обратиться из практических соображений, в категорию «исторического прошлого», что делает его исключительно объектом созерцания, а не инструментом или средством, которое может быть использовано для решения практических задач в настоящем.

Со времен Геродота существуют конвенции, правила и процедуры, для того чтобы определить, какие события можно рассматривать как «исторические», на каких основаниях и с привлечением каких свидетельств события могут становиться фактами, и как соотнести одно историческое изложение набора исторических фактов с другими историческими изложениями и фактами. В современную эпоху исторические события относят к категории «естественных» событий, то есть противопоставляют их событиям «сверхъестественным». Таким образом, историческое изложение относят к категории процессов, которые могут быть представлены в форме нарратива114, но при этом рассматривают его как противоположность «мифических» и любых «фикциональных» нарративов.

Согласно западной идеологии истории115, «история» возникает в определенное время и в определенном месте у народов, живших в то время и в том месте, а затем, по мере экспансии западной цивилизации начинает распространяться в пространстве и времени. Фактически, правильное изложение этой истории представляет собой рассказ о том, как проходила эта экспансия. «Модерные» (это западное понятие и модус социального существования) практикующие историки заявляют, конечно, что очистили понятие «историческое» от культурной специфики чисто западной идеологии и ввели его в оборот как «слабую» (soft), но тем не менее универсальную науку. Но если современная физика может быть использована представителями любой культуры и не требует отказа от доминирующих традиционных ценностей и институтов этой культуры, то в случае с «историей» мы не можем с уверенностью утверждать, что незападные культуры могут обратиться к ней, не отбрасывая большую часть своего культурного багажа. Аналогичным образом незападные традиционные культуры не могут перенять христианство или капитализм без потери своей собственной идентичности, опирающейся на определенное отношение к прошлому, которое может быть далеко не «историческим».

Таким образом, на протяжении большей части двух прошедших тысячелетий «история» или то, что кажется ею, была и по-прежнему остается западной конструкцией и ценностью. Другие культуры предпочитали относиться к своему прошлому иногда похожим, но в конечном счете отличным от «исторического» образом116. В этом заключается одна из причин того, что в последнее время на Западе и в других частях света возникают теории истории, целью которых является выявление двусмысленностей, которые обычно приписываются идеологиям, мифам и религиям, а не научным дисциплинам. Иными словами, в последнее время мы наблюдаем попытку «деконструировать» историю в том же смысле, в котором уже был деконструирован «человек», «раса», «гендер», «литература», «общество» и другие понятия, служившие опорными точками западного гуманизма. Конечно, исключенные и субалтерные группы выступают против такой теоретизации истории, рассматривая ее как очередной тактический шаг, предпринятый с целью лишить их права «принадлежать к истории» в той же степени, в какой к ней принадлежат их угнетатели, а также права «обладать историей», формирующей их идентичность.

Тем не менее теория истории (которую нужно отличать от историологических теорий и теоретических соображений о природе исторического знания и его использовании) сформировалась в рамках западной культуры на том этапе развития исторических исследований, когда история стала профессиональным ремеслом, приобрела академический статус и начала претендовать на положение (современной) науки. Наука в современном понимании не может существовать без теории, и признаком современности той или иной области научных изысканий является деление на «теоретическое» и «практическое» (или «прикладное») направления. В предшествующую эпоху создание историографических сочинений воспринималось как совершенно «естественное» и обычное занятие для любого «образованного» человека, обладающего необходимыми знаниями, чтобы читать старинные документы и опрашивать свидетелей событий прошлого. В предшествующую эпоху исследователи могли извлекать различный «смысл» из изучения общественной жизни прошлого, особенно если при трактовке определенных событий прошлого сталкивались интересы различных религиозных или политических групп, но речь шла не о «теоретических», а о практических разногласиях – прежде всего потому, что установление «фактов» по тому или иному вопросу было необходимым предварительным условием для оценки его возможного смысла. Для тех, кто на основании веры воспринимал воплощение, воскрешение и сошествие Святого Духа как факты, вопрос о смысле этих фактов решался относительно просто.

Напротив, для ученого-историка единственно возможной фактичностью, соответствующей этим «чудесным» событиям, было то, что в них верят определенные люди в определенное время и в определенном месте. Сведения, подтверждающие, что эти события действительно происходили, относятся к категории сведений, которые не признаются в историческом (или, если точнее, историологическом) дискурсе117.

Очевидно, что в подобных случаях ученых-историков в равной степени интересует как природа этих событий, так и природа свидетельств, подтверждающих их фактичность. В истории любое задокументированное событие, естественное или, как в нашем случае, чудесное, следует рассматривать как потенциальный факт, поскольку отбросить его как невозможное, не изучив предварительно соответствующие свидетельства, значить нарушить эмпирические принципы, которыми руководствуются исторические исследования начиная