Знаменательно, что после войны в государственном аппарате США резко возросло количество бизнесменов. Министерство обороны США возглавлял бывший президент крупнейшего банкирского дома «Диллон Рид энд компани» Форрестол. Пост военного министра США занял генерал Ройялл, банковский деятель из Северной Каролины, который и в военном министерстве нашел поприще для финансовых операций — во время войны Ройялл ведал финансовыми делами армии, а после войны с успехом распродавал излишки военного имущества. Его заместителем стал один из видных банковских деятелей США вице-председатель все того же банкирского дома «Диллон Рид энд компани» генерал Дрейпер, — в 1947 году он секретно организовал представление промышленникам Германии займа частных американских фирм на сумму в миллиард долларов. Специальным помощником военного министра США был калифорнийский нефтепромышленник Поули, неоднократно изобличавшийся в скандальных спекуляциях. Пост министра авиации занял Стюарт Саймингтон, бывший председатель крупнейшей фирмы по производству радио- и электроаппаратуры «Эмерсон менюфэкчуринг К°».

Министерство торговли возглавил виднейший представитель монополистического капитала Гарриман — председатель компании «Браун бразерс энд Гарриман», а министерство финансов — банкир из Сен-Луи Снайдер.

Не менее знаменательным, с другой стороны, было то, что многие руководящие посты на Уолл-стрите после войны заняли военные люди.

Американский журналист Арт Шилдс писал осенью 1947 года:

«Уолл-стрит сверкает от фуражек с золотыми галунами. Сюда направлен целый поток высокопоставленных военных — им предоставляются посты председателей, вице-председателей, директоров крупнейших корпораций. Морганы, Меллоны, Рокфеллеры отдают генералам и адмиралам предпочтение, вручая им судьбы своих многомиллионных трестов...»

Генералы и адмиралы заняли командные посты буквально во всех важнейших отраслях американской экономики, начиная от металлургии и кончая сахарными плантациями, нефтяными промыслами, радиокорпорациями и компаниями путей сообщения.

Следует ли удивляться после этого, что сформированная таким образом правящая элита Америки начала круто поворачивать руль своей внешней политики, отказываясь от того курса, который был принят во время войны, — все яснее обозначался разрыв антифашистской коалиции, все острее становилась антикоммунистическая и антисоветская пропаганда, все явственнее обозначался курс на завоевание мирового господства.

Как-то однажды в те дни мне попалась на глаза географическая карта мира, изданная в Соединенных Штатах для школьников. Для глаза европейца она выглядела крайне своеобразно и непривычно. На ней не было полушарий — западного и восточного. В центре карты вы видели Америку, омываемую океанами, а по краям, справа и слева, ютились обрубки Евравии — материк был рассечен надвое, и одна половина Старого Света находилась в одном конце, а вторая — в другом. С детства американца приучали к тому, что центр мира — здесь, на берегах Гудзона и Миссисипи, а все то, что лежит за океанами, к сему прилагается.

Некоторые американцы говорили: нам трудно, находясь далеко от остальных частей света, составлять объективное и широкое представление о них; ведь до войны сравнительно немногие граждане США имели возможность пересекать океаны, чтобы знакомиться с другими странами.

Однако, когда американские солдаты высадились, наконец, в Европе, было сделано все для того, чтобы они как можно меньше думали о политической стороне событий, свидетелями и участниками которых они являлись. Показательно, что многие американские публицисты, которые писали тогда о войне, сравнивали ее с игрой в футбол.

«Солдат приучают рассматривать войну с чисто спортивной точки зрения, словно футбольный матч», — писал видный американский публицист Луи Адамич в своей книге «Обед в Белом доме», вышедшей в 1946 году.

«Война, как ее вели американцы, напоминала футбол во многих отношениях: потренироваться месяца два, разработать несколько вариантов, наскоро посовещаться, чтобы выбрать один из них, а потом либо попросту ударить в лоб, либо сделать петлю похитрее — и мчаться что есть духу по открытому полю. Это была игра в расчете на овации трибун или на альбом, куда можно наклеить газетные вырезки, где упоминается ваша фамилия; игра, в которой увечья не редкость; грубая игра, которую ведут всерьез, но все же игра», — так писал в своей книге «Совершенно секретно» Ральф Ингерсолл.

Складывалось впечатление, что солдата бережно оберегали от всякого соприкосновения с политической жизнью Европы. Перед ним был некий анонимный «противник», и только. Солдат имел смутное представление о том, во имя чего он сражается.

И все же американские солдаты, которые прошли по Франции, дошли до Эльбы и встретились там с Красной Армией, узнали многое о неведомом ранее мире. Они убедились, что на свете есть немало интересного, кроме прохладительного напитка «кока-кола» и гигиенической жевательной резинки. Да и в самой Америке за эти годы вырос интерес к тем странам, которые были отнесены на школьной карте в дальние углы, и прежде всего к Советскому Союзу.

Мне довелось в те дни побывать в американо-русском институте, созданном в Нью-Йорке на благотворительные средства и пытавшемся в меру своих сил и возможностей удовлетворить спрос американцев на информацию о Советском Союзе. Я перелистал пачку очередных запросов. Чего здесь только не было! Клиенты института спрашивали, сколько фунтов весит Царь-колокол, как управляются колхозы, какого роста русские, какова история казаков, что такое пятилетка, сколько детей у президента русской Академии наук, какова численность населения Украины, в чем сущность яровизации пшеницы, как подписаться на газету «Правда».

Многие американцы старательно изучали русский язык, желая переписываться со сталинградцами, москвичами, ленинградцами. Книга Симонова «Дни и ночи», переведенная на английский язык, разошлась в небывалых тиражах. Фильм Эрмлера «Великий перелом» шел в Нью-Йорке несколько недель, и кинотеатр всегда был полон.

Рядовой американец проявлял непосредственный, живой и бескорыстный интерес к тому, что делается за океаном. Он мечтал скопить денег и поехать посмотреть Европу. Он искал книги о славянских странах. Он был готов часами беседовать с человеком, приехавшим из Советского Союза. Но интерес интересу рознь. И человеку, приезжающему в США из Европы, сразу же бросалось в глаза, что люди с Уолл-стрита, проявлявшие повышенный интерес к происходившему за океаном, подходят ко всему с совершенно иных позиций: им хотелось бы видеть весь земной шар завернутым в полотнище флага со звездами и полосами.

Вскоре после окончания войны, в декабре 1945 года, один из виднейших деятелей американского делового мира Олдрич — председатель совета директоров «Чейз нейшнл бэнк» — провозгласил, что «США готовы взять на себя руководство опустошенным миром». И тот же Трумэн, ставший после смерти Рузвельта президентом США, в своем выступлении 19 декабря 1945 года, как эхо, откликнулся: «Мы все должны признать, что победа, которую мы одержали, возложила на американский народ бремя постоянной ответственности за руководство миром».

Одиннадцать месяцев спустя, 12 ноября 1946 года, крупнейшие деятели американского капитализма — банкиры, промышленники и экспортеры — собрались на съезд