детективы мажут носы ментоловым кремом, чтобы ослабить трупный запах, техники моргов и патологоанатомы не прибегают к таким трюкам. Дело в том, что все разложившиеся трупы пахнут по-разному, и в некоторых случаях эта мрачная обонятельная гамма может подсказать причину смерти. Иногда это бывает очень важно, особенно когда разложившиеся в зловонную жижу органы становятся недоступными патологоанатомическому исследованию. Кроме этого, так просто лучше – сдаться запаху, потому что со временем мозг перестает воспринимать сильные обонятельные сигналы (так же, как мы перестаем ощущать запах старых духов, когда начинаем пользоваться новыми, хотя посторонние люди тот старый запах улавливают очень хорошо), и запах становится переносимым.

Я упомянула об этом, потому что каждый раз, когда мы открываем очередной мешок с трупом, мы получаем возможность испытать свою квалификацию и опыт в распознавании вариантов запахов. Однако запах трупа, конечно, способен вселить страх, потому что это не милый аромат игрушек с ключиками, а зловещий дух разлагающегося тела. Этот запах ударяет в нос сразу, как только ты входишь в морг утром, и становится совершенно отчетливым, когда мы вскрываем черные мешки, извлеченные из холодильника. Подходящим музыкальным сопровождением могли бы послужить начальные такты увертюры к третьей симфонии Бетховена с мрачными ударами литавр. Неплохо было бы добавить к этому вспышки молний на ночном небе. Если у экстренных служб не оказывается под рукой черного мешка, то разложившиеся трупы пакуют в два, а иногда даже в три белых мешка. Это тоже зловещий знак для сотрудников морга. Если расстегивая молнию белого мешка обнаруживаешь под ним еще один такой же, а под ним и третий, то это становится похоже на игру, в которую нет никакого желания играть.

Прочные мешки необходимы, потому что в них могут оказаться вещи, от которых надо уберечь другие трупы, хранящиеся в холодильнике, а таких вещей великое множество – запахи, жидкости, личинки, мухи, сгнившие куски тканей, улитки, хвосты игрушечных собак и все остальное, из чего состоят разложившиеся трупы.

Я заключила с Джун договор: она вскрывает все бариатрические трупы (это такой политкорректный термин, которым обозначают тела страдавших ожирением людей), а я – разложившиеся трупы. Джун была только рада такому распределению обязанностей, но не могла понять мой выбор. «Почему? Почему ты хочешь их вскрывать? Что у тебя с головой, крошка?» Она называла меня крошкой, потому что в то время я регулярно посещала спортзал и была довольно худа, что мешало мне управляться с тяжелыми трупами. Я говорила, что боюсь упасть в разверзнутую брюшную полость такого трупа. Это будет очень комичный вид – оттуда будут торчать только мои болтающиеся в воздухе ножки.

Техники морга, как правило, лютой ненавистью ненавидят разложившиеся трупы, но я никогда против них не возражала. В конце концов, я была ветераном, имевшим опыт похорон животных, погибших на дорогах под колесами автомобилей. Вскрытия разложившихся тел интриговали меня, и я очень скоро приобрела иммунитет к отвратительному хлюпанью жидкостей, омерзительной вони и бесконечным насекомым. Эти твари просто очаровывали меня еще с курса судебно-медицинской энтомологии, которую я изучала в университете. Я часто заспиртовывала извлеченных из трупов насекомых и во время обеденного перерыва относила их в ливерпульский музей мировой природы. Я живо обсуждала свои находки с энтомологом, одновременно жуя бутерброд. Правда, ничего экзотического в моих образцах не было. Там были обычные представители насекомых Великобритании – мясные мухи, личинки сырных мух, трупные мухи. Но мне нравилось находиться в музее, разговаривать об энтомологии и рассматривать изображения бесчисленного множества самых разнообразных насекомых. Персонал музея окрестил меня «личиночной девочкой» – думаю из хорошего отношения, хотя это прозвище подходило мне и по другим соображениям, потому что мне часто приходилось после вскрытий извлекать личинок из одежды и даже из лифчика.

Это было не вполне обычно.

Нет, в самих личинках не было ничего необычного, но я не могла понять, как они умудрялись заползать мне в лифчик. Личинки попадаются в трупах приблизительно раз в неделю, но в летние месяцы такое может случаться и ежедневно. Это очень печально, что многие люди умирают в одиночестве, и их трупы долго не обнаруживают (вспомним хотя бы невероятно грустную, хотя и исключительную, историю Кэрол Винсент, труп которой был обнаружен в 2006 году, но как было установлено, она умерла в 2003 году; телевизор в квартире был включен в течение всех трех лет). Это означает, что трупы таких людей становятся добычей множества разнообразных тварей: либо в качестве места обитания, либо в качестве источника пищи, а подчас и тем, и другим одновременно.

Обычно, вскрывая особенно ужасный труп, я надеваю полное облачение – зеленый хлопчатобумажный хирургический халат поверх формы. Эта форма промокает любой жидкостью, куда я могу непреднамеренно влезть, и поэтому поверх этой форменной одежды я надеваю еще и пластиковый фартук. Кроме того, я надеваю такие же пластиковые нарукавники, потому что перчатки защищают руку только до запястья. Эти нарукавники выглядят как футуристические согреватели голеней, эластичные на концах и плотно облегающие руку. Это препятствует жидкости подняться по гигроскопичному рукаву до уровня локтей. К тому же мы надеваем не одну пару латексных перчаток, между которыми надеваем еще и перчатки, предохраняющие от порезов, так как всегда существует опасность порезаться острым ножом или скальпелем или уколоться иглой. Мы называем эти защитные перчатки цепными, потому что в их ткань вплетена тончайшая металлическая сетка, не дающая лезвию инструмента рассечь кожу. Тем не менее, сетка эта достаточно редкая, потому что частая сетка просто не давала бы нормально работать, и поэтому кончик скальпеля может добраться до кожи и проколоть ее. Но тут в игру вступает двойной слой латекса – он стирает с лезвия остатки тканей и зараженные жидкости, поэтому шанс чем-нибудь заразиться во время вскрытия при случайном ранении приближается к нулю. В деле профилактики инфекций лишних предосторожностей не бывает.

Ко всему этому ансамблю надо добавить сетку для волос и пластиковое забрало, которое запотевает при каждом выдохе. Вы можете себе представить, как жарко в таком наряде в летний день, и как «гламурно» мы в таком наряде выглядим.

Но вот каким образом личинка забралась ко мне в лифчик. В тот день в прозекторской было невероятно жарко и душно. В довершение всех бед сломался кондиционер, и уже не в первый раз. Мало того, не работали и вентиляторы, создававшие нисходящие потоки, которые уносили находившихся в воздухе микробов к полу, где они могли причинить меньше вреда. Я решила не надевать халат, и вместо этого надела пластиковый фартук прямо поверх повседневной формы, а