Большое влияние Лондона, которое вскоре стало определяющим, заметно проявилось уже в англосаксонский период. Об особом положении города свидетельствует высокоразвитая система судебной власти. Уже к началу XII в. Лондон стал настолько богатым и могущественным городом, что короли были вынуждены проявлять крайнюю осмотрительность в отношениях со своей столицей. Показательным примером специфического лондонского патриотизма является трактат London Glosses on the Laws of the Anglo-Saxon kings, который представляет собой комментарии к законам англосаксонских королей, написанный в Лондоне в 1205-м или же в 1215 г. Ознакомившись с ним, можно сделать вывод, что лишь небольшая часть жителей Лондона в период пробуждения интеллектуальной и политической активности в 1189–1215 гг. думали в категориях «демократии»; они идеализировали англосаксонское прошлое, считая, что именно в ту эпоху могли бы реализоваться их идеалы. Считается, что первая школа англосаксонского права появилась в Лондоне примерно ко времени написания комментариев к законам древних королей. В основу вышеупомянутого труда заложена мысль, что между королем и народом существует тесная взаимная связь. Особо подчеркивается роль общины (соттипа), и потому предлагается создать Лондонское братство в качестве образца для всего королевства. Союз между горожанами Лондона и королем нашел воплощение в основании английского государства, и клятва верности подданных превратилась в клятву братства, подобную той, что связывает членов цеха. Все англичане в качестве «совместно принявших присягу братьев» (fratres conjurati) обязаны защищать монархию и королевство от его врагов, призваны к защите мира и «чести и достоинства нашей верховной власти» (точно так же во Франции монархически настроенные горожане Парижа поддерживали короля в кризисные времена).

London Glosses — типичное средневековое повествование, в котором под выдумкой, политическими мечтаниями и трезвым реализмом скрываются важнейшие пророческие идеи, которые изложены в форме призыва к закону, к здравому смыслу английского народа. Королю, при поддержке советников, должно осуществлять правосудие в границах добрых старых законов, отбросив любую мысль о возможности прибегнуть к деспотизму и насилию, чтобы заставить суд принять нужное ему решение.

В провинциальных английских городах жизнь обычно была небогатой на события. В XII в. большинство жилых построек и даже церквей все еще были из дерева; каменные дома зажиточных горожан встречались крайне редко. Улицы городов были узкими, примером чего в наши дни может служить улица Стип-Хил в Линкольне. Промышленность была развита слабо, в основном это было производство шерсти; появившиеся в XII в. цехи и корпорации объединяли валяльщиков и ткачей. Большая часть внешней торговли была в руках иностранцев, в основном итальянцев. Подобно тому как это было в Восточной Европе в XIX – начале XX в., часто купцами и заимодателями выступали евреи, которые одними из первых стали строить дома из камня, отчасти в целях самозащиты. В XII–XIII вв. часто случались выступления против евреев, зачинщиками которых были народные проповедники. Генрих II попытался защитить евреев, но во время коронации в Лондоне его наследника Ричарда Львиное Сердце лондонская чернь поднялась против евреев, и многие другие города закрыли свои ворота перед ними. В 1290 г. Эдуард I окончательно изгнал их из Англии. Его предшественники пользовались любой возможностью, чтобы грабить и эксплуатировать евреев, которые находились под особой «защитой» короля. Теперь их изгнание можно было оправдать тем, что у королей была также обязанность защищать «свои» города, чтобы местные горожане могли снова играть ту экономическую роль, которая до этого принадлежала евреям и чужакам.

Во Фландрии богатые фламандские города служили местом деловых встреч английских, французских, немецких и итальянских торговцев. Здесь экономическая жизнь имела меньше ограничений, чем у их английских соседей. Производство тканей было сосредоточено в трех городах: Брюгге, Ипре и Генте. Работа была надомной, ее выполняли жители, проживавшие в сельской местности и в малых городах. Именно во Фландрии в начале XIII в. дали о себе знать первые проявления капитализма в Западной Европе. Капитал, экономическая и политическая власть сосредоточились в руках небольшого меньшинства, зажиточного патрициата. Торговец поставлял сырье и наблюдал за каждой стадией производства – прядением, крашением и выкраиванием тканей – и занимался продажей готового продукта. Часто он оплачивал труд работников не деньгами, а натурой (как, например, в конце XVIII в. в Манчестере), и, сколько они получат, зависело от воли торговца. Поскольку все больше людей из сельской местности переезжали в города – это был безземельный пролетариат, которого гнал из деревни голод и гнет сеньоров, – предприниматели могли быть всегда уверены в большом предложении рабочей силы.

В больших городах разворачивалась борьба между патрициатом (poorters), посредниками, находившимися под защитой закона (прямые сделки между клиентами были запрещены), и цехами, в основном ткачей. Своим положением были недовольны мелкие цеха и эксплуатируемый пролетариат. Также существовало соперничество между самими городами, в особенности между Гентом и Брюгге, каждый из которых ревниво относился к привилегированному положению соседа. Французские короли, желавшие овладеть богатствами фламандских городов, были готовы вмешаться на стороне poorters, когда их положение стало шатким, и герцоги Бургундии позднее вознамерились поступить таким же образом.

Пейзаж Фландрии уже стал городским; один город незаметно переходил в другой. Связующим звеном между городами стали деревни и рынки. Неудивительно, что Фландрия была также центром социальных волнений, которые грозили перекинуться на территорию Франции и Германии. Борьба уже велась не только, как прежде, между городами и церковными и светскими сеньорами; теперь городские массы выступали против патрициата и могущественных цехов. В 1297–1328 гг. во Фландрии бушевала гражданская война между богатыми гражданами города (majores, goden) и мелкими ремесленниками (minores, gewaden). Еще до ее начала произошли восстания против патрициата во Франции, в частности в Бове, Провене, Руане и Париже, а как только война во Фландрии закончилась, цехи и патрициат в Германии вступили в борьбу друг с другом за контроль над городами, такими как Ульм, Франкфурт, Нюрнберг, Майнц, Страсбург, Базель и Кёльн. Событие, произошедшее в самый разгар войны во Фландрии, стало грозным предупреждением о приближавшемся закате феодальной Европы. 11 июля 1302 г. в сражении при Куртре, знаменитой Битве шпор, фламандская «демократическая» армия под началом ткача Петера Конинка нанесла сокрушительное поражение рыцарской коннице французского короля Филиппа IV Красивого, которой командовал граф Робер Артуа. Золотые шпоры разгромленных рыцарей были собраны на поле боя горожанами-победителями.

Ветер перемен задул и в «Нижних Землях». Нидерландская революция XVI в. была войной семнадцати провинций за независимость от владычества Испании. Она стала продолжением внутренней борьбы, продолжавшейся на протяжении более чем двух столетий, в которой присутствовал и социальный протест, и религиозный мистицизм. «Война богачам и священникам!» – таков был девиз восставших горожан в 1323 г. в Ипре и в 1328 г. в Брюгге. Низшие классы общества смотрели на себя как на отдельный «Божий народ». В 1338 г. в Генте