...в коммунальных органах царит хаос и самоуправство, системы руководства нет. В вопросе распределения жилплощади и ее заселения нет твердой системы; этим вопросом занимаются все, начиная от домоуправов, которые допускают беззаконие и самоуправство, и кончая работниками горжилуправления, которые дают «пример» беззакония своим подчиненным. <...> На улице Мельничной за бесценок целый квартал домов таким путем продали работникам мелькомбината.

Из сообщения прокурора Сталинградского района Бондаренко заместителю прокурора Калининградской области

т. Матвееву от 11 февраля 1948 года ГАКО. Ф. 231. Оп. 6. Д. 2. Л. 20-22

Из-за нестабильности системы распределения жилья разви­лась спекуляция квартирами, жилплощадь занималась сверх вся­ких установленных норм, особняки продавались в личную соб­ственность по заниженной стоимости. Вот что вспоминает по этому поводу Мария Павловна Тетеревлева:

— Сначала мы поселились в гостинице, в которой муж до моего приезда жил уже три месяца. Обеспечивать жильем нас никто не собирался, муж его искал сам. Какой-то знакомый порекомендовал ему домуправа, и за соответствующую неофициальную плату нас поселили в особняке на улице Гоголя. Дом был в хорошем состоя­нии. Нам достались две комнаты на первом этаже.

Лариса Петровна Амелина, прибывшая в область в 1946 году, была направлена в поселок Смайлен недалеко от Гумбиннена:

— По ордеру нам достался совсем разбитый дом. Мы в нем жить не захотели. С нами приехала одна девушка с Украины, ее немцы в войну в Германию угнали, как раз в Восточную Пруссию. Хорошо знала эти места. Так она сказала, что рядом должны быть хутора, где можно и дом найти. 14 действитель­но, мы походили вокруг и нашли дом на хуторе. Взяли его на две семьи. А с тем ордером разобрались потом, уже года через три. Оказалось, нам его подменили. Сейчас таких махинаторов много, и тогда были. Мужики получали ссуду на ремонт дома, сами селились в хорошем доме, а деньги себе забирали. Но мы так и остались на хуторе, три года там прожили.

Ни окон, ни дверей

Довольны ли были переселенцы полученными квартирами? Большинство, не имевшее на родине никакого жилья, безус­ловно, да. Были рады комнате с печкой, тесной квартирке, любому углу... Надежда Карловна Киреева после нескольких месяцев жизни в переполненном общежитии получила в 1948 году отдельную комнату: «Ох, я и радовалась! Комната соб­ственная. Окно в парк выходит. Никаких мне развлечений больше не надо было: я комнатой наслаждалась. Это для меня главная радость была». «Мне повезло, — говорит Нина Андреев­на Маркова, — старик-литовец продал мне комнату в пять квадратных метров за пятьсот рублей в Каштановом переулке. В ней и сейчас люди живут. Грязь оттуда выгребала лопатой».

Грязь — не самое худшее, что могло ожидать вселяющегося человека. Мария Сидоровна Стайнова вспоминает:

— Выделенная нам в Калининграде на улице Печатной квар­тира была грязная. Чтобы отмыть пол, мы поливали его кипят­ком, а потом отскребали. В квартире не было ни одной целой двери, даже входной. В одном окне не хватало половины сте­кол. Муж отправился в разбитый дом напротив, взял там дверь — она оказалась мала. Чтобы загородить вход в квартиру, мы ее к дверному косяку прислонили. Так, с прислоненной дверью, прожили три дня.

Такую же картину рисует рассказ Василия Андреевича Годяева:

— В 1948 году, в апреле, после выселения немцев, нам от судоремонтного завода дали одну комнату. Наша комната на­ходилась на первом этаже, а второй этаж был пробит снаря­дом. Длительное время мы жили на кухне — большая комната была забита, потому что туда со второго этажа лилась дождевая вода через развороченную крышу. Со временем отремонтиро­вали маленькую комнату. Как-то раз прихожу домой, а двери кто-то снял. Я побежал в соседний дом и тоже снял.

Часть домов была разграблена еще до массового заезда пере­селенцев. Очень многое — ванны, газовые колонки, кафель, пар­кет, даже шпингалеты с окон — снималось, а потом продавалось.

Плохое или хорошее, но в конечном счете люди жилье получали. И от них зависело, в каком состоянии будет нахо­диться место их обитания. Одни берегли дома, ремонтировали и обустраивали их, другие же приводили их в полнейшую не­годность. По этому поводу Петр Яковлевич Немцов справед­ливо заметил:

— У кого на старом месте дома был порядок, тот и на новом месте его поддерживал; а кто раньше плохо работал — а сюда многие приехали из тех, кто работал не очень хорошо, — у того и здесь все приходило в упадок. У одних около дома — чистота, а у других везде мусор валяется. Некоторые даже ста­вили коров в домах, ведь комнат было много, чтобы лишний раз не выходить на улицу. В таких зданиях полы прогнивали, и дома приходили в негодность.

О таких же нерадивых хозяевах вспомнил Андрей Степано­вич Чубарев, живущий в области с 1945 года:

— Как-то мы ехали через Славск и зашли в одно имение, где жили переселенцы из Мордовии. На первом этаже особняка стояли коровы и кони, на втором — свиньи и овцы. На тре­тьем, где жила раньше прислуга, разместились сами. Мы спро­сили: «Как живете?» — Они говорят: «Хорошо! Даже скот и тот живет на паркете!».

[В совхозе № 47] лучшие дома заняты не переселенцами, а комендантом тов. Рахимовым, бухгалтером тов. Прудниковым, кладовщиком Бондаревым и многими другими. Жилфонд разрушается, имеющийся используется варварски. Переселенцы тов. Кудрявцев, Белов живут в прекрасном здании. Под жильем занято по одной комнате, по одной заняли под склады, по одной — под коровник, свинарник, курятник, под сено и дрова.

Из докладной записки уполномоченного Приморского райкома партии А.Е. Губкина от 4 января 1950 года

РГАЭ. Ф. 5675. Оп. 1. Д. 492. Л. 52

Меблировка