Шрифт:
Закладка:
– Дория, голубушка, вы меня просто уморите. Я не выдержу и вовсю расхохочусь, да, пожалуй, весь дом перебужу. Для нас с Наль вы лучшая подруга и наставница, а ее первенцу – чудесная тетушка. Довольно вам быть смиренной слугой. Лучше, вернее, честнее и скромнее вас выдумать нельзя.
Пока вы не выйдете замуж…
– Нет, Алиса, я дала обет безбрачия, и эта сторона жизни для меня не существует уже.
– Быть может, это очень эгоистично с моей стороны, Дория, но тогда уже ничто не разлучит нас с вами, и у каждого из моих детей будет по две матери, чему я уже сейчас не могу не радоваться.
Девушки расстались не скоро. Дория рассказывала Алисе об Ананде, о его голосе, красоте, о том, как поет его виолончель.
– Представляю, что бы это было, если бы вы играли и пели вместе. Когда он поет – точно мечом рассекает ваше сердце и из него выпадает все мелкое.
Что-то не от Земли, как в голосе Флорентийца, есть в пении Ананды… И вот, Алиса, я была подле такого человека. И искала пятна на одеждах людей, вместо того чтобы нести им радость. Я жила подле Ананды, у моря, среди неописуемой красоты. И не наслаждалась его обществом, а переживала, что он недостаточно ко мне внимателен.
– Все это в прошлом, моя дорогая, – обнимая плачущую Дорию, говорила Алиса. – Теперь вы знаете свои силы. А подле лорда Бенедикта обрели новую, столь необходимую вам энергию и, конечно же, рано или поздно снова встретитесь с Анандой.
– Вы думаете, Алиса, это возможно?
– Не представляю, чтобы это было иначе, Дория. Ведь Ананда, Флорентиец и, вероятно, другие им подобные, о ком я не знаю, живут лишь для того, чтобы помогать людям, всем без исключения.
Как же могут они, видя ваши усилия, оставить вас без помощи? Нельзя быть наполовину преданной, потому что это уже не преданность сердца, а всего лишь компромисс. Но сейчас вы уже не сможете любить наполовину. Вы даже меня и Наль принимаете целиком, со всеми нашими качествами. Я уверена, что для вас наступает новая жизнь, в которой вы убережете многих от страданий и ошибок, так как сами прошли через бездну горя.
Девушки вышли на балкон, где, к их удивлению, уже сияло утро.
– Что же я снова наделала! Для вас, Алиса, каждая капля сил важна, а я отняла у вас ночь.
– И потому потрудитесь немедленно сварить мне и Алисе шоколаду и принесите его сюда, под дуб, – раздался голос Флорентийца, сидевшего на скамье напротив балкона Алисы. – А ты, Алиса, спускайся сюда, ложиться спать уже поздно.
Сконфуженные девушки разошлись, и через минуту Алиса была подле Флорентийца.
– Дитя мое, дни бегут так быстро, скоро и теплу конец. Не сегодня завтра отец твой покинет нас. Мужайся, дочь моя, – необычайно ласково говорил Флорентиец. – Помни, как мы говорили с тобой не раз, что иметь какое-то понимание и не уметь воплотить его в жизни, – значит не иметь истинного понимания. Вот и еще одна страдающая душа открыла тебе свои раны. И ты снова убедилась, что у каждого своя Голгофа.
– Лорд Бенедикт, благословен тот день, когда я встретила вас. Как и мой отец, могу сказать: жизнь стала иною, стала сказкой и радостью после встречи с вами. Я буду стараться быть достойной того, кто говорит мне: «Дочь моя», и заменяет уходящего отца. Не осудите слабую дочь свою, если глаза ее все же прольют слезу. То будет слеза благоговения и принятия жизни именно такою, какой она мне дается.
Дория подала шоколад, не поднимая сконфуженных глаз.
– Сядь, Дория, с нами. Почему же себе не принесла шоколаду? Или еще не чувствуешь, что твой урок слуги окончен? Благодарю тебя за усердие, за ласку и доброту, с которыми ты его несла. Спасибо тебе, друг Дория. Вскоре после смерти и похорон пастора мы все уедем в Америку. Планы у меня были несколько иные, но за короткое время они меняются уже второй раз. Что ж, мы должны гибко приспосабливаться к зову жизни, внимательно вслушиваясь в него. Ты, дорогая моя дочь Дория, осознала свои ошибки и главнейшую из них: требовательность к людям. Ты поняла свое место во вселенной, смирение помогло тебе окончить свой урок и скорее, и легче, теперь ты будешь для нас общим другом, дочерью моею, членом нашей семьи. Не раздумывай, как, каким путем доберешься ты снова до Ананды. Делай каждое дело текущего дня до конца. Делай все любя, как делаешь сейчас. И сама жизнь свяжет тебе новые нити, о которых ты и не догадываешься сейчас.
Флорентиец обнял Дорию, посадил между собой и Алисой, отер слезы своим свежим платком и пододвинул ей свою чашку шоколада.
– Пей, дружок, – сказал он, поглаживая ее по голове, как ребенка. Дория приникла к нему, к ней прильнула Алиса, радуясь счастью подруги еще больше, чем могла бы радоваться за себя.
– Я все могла бы вынести спокойно и без слез, – почти шепотом сказала Дория. – Но вы оказали мне: «Спасибо», – и это вконец лишило меня самообладания. Ваше милосердие уже однажды спасло меня. Теперь я вижу, что ему предела нет. Одно это слово обрубило канаты личных моих желаний навеки.
Точно выстроило мост любви из моего сердца навстречу каждому человеку. Я больше не смогу думать о себе. Но только о тех, кого пошлет мне жизнь, чтобы утешить и обласкать.
– Хорошо, дитя. Пей же свой шоколад, а потом помоги Артуру. Смени его при больном. Ты, Алиса, прими эти капли и пойди спать. Дория разбудит тебя через три часа, и тогда ты сменишь ее у постели отца.
Через несколько минут Дория вошла в комнату пастора. Больной тихо спал после тревожной ночи. Артур сидел в кресле, подперев голову руками. Теперь, когда его никто не видел, старый слуга предавался своему отчаянию. Скорбные глаза его были полны слез. Бледное лицо осунулось. Он был строг и печален.
Обычной ласковой улыбки, с которой он говорил с пастором и Алисой, не выдавая своего горя, не было и в помине. Увидев Дорию, Артур встал, смахнул слезу. Он хотел пододвинуть ей кресло,
