Шрифт:
Закладка:
А между тем, ты – индус, тебе известен закон перевоплощения, ты в нем рос и воспитан. Казалось бы, твое отношение к жизни и смерти должно было быть иным, нежели у европейцев. Отчего разлад в твоей душе? Теряешь доброго и нежного друга, стремившегося всячески тебе помогать. Чем же ты благодаришь его? Тревожишь его последние дни, оплакиваешь свое одиночество после его смерти. Чем поддержал ты его дочь? Своими стенаниями. Стыдно и недостойно, Сандра. Если я и не отправил тебя сразу же, как человека, недостойного быть принятым в ряды моих учеников, то только потому, что я у тебя в старинном долгу. И этой беседой я возвращаю тебе свой вековой долг.
Пастор уходит с Земли ненадолго. Если Алиса сумеет – со всем героизмом и мужеством сердца – проводить его как отца, чтобы принять как сына, для новой земной жизни, – он вернется скоро. Если женщина сумеет возвыситься в доброте и любви настолько, чтобы о себе не думать, но самоотверженно подготовить место, где снова воплотится ее отец, он будет счастлив на Земле и завершит свой труд, чего сделать сейчас не успел. И целый круг жизней, затянутый ныне тяжелой петлей злых предрассудков, освободится и развяжется, перейдет в счастье и свет.
Если же Алиса не победит эгоистической любви к отцу, будет плакать и цепляться за него, как это делаешь ты, – ряд жизней будет обречен на ожидание новых возможностей, когда сочетание кармических связей вновь станет гармоничным.
Я говорю тебе все это один-единственный раз. Чтобы ты понял до конца смысл закона беспрекословного повиновения, я дал тебе сейчас возможность провидеть судьбу многих людей. Но если ты когда-либо нарушишь его – ничто не сможет оправдать в веках твой поступок. Как бы ни хотел я взять на себя твои испытания, сделать это я не смогу. Я приму на себя, любя и побеждая, обратный удар, который ты нанесешь мне. Но цепь жизней, спутанную тобою, ты сможешь развязать только сам.
– О Боже, как я глуп! Как я непростительно, позорно глуп, дорогой, обожаемый лорд Бенедикт. И я плакал, стенал, бунтовал и чуть ли не обвинял вас в холодности, потому что знал, что вы можете поддержать силы пастора и не делаете этого. Простите меня, хотя и нет мне прощения. Как тупоумен человек! Такое счастье должно прийти к пастору и Алисе, а я оплакиваю обоих.
Да будет мне это вовек уроком! Вот здесь, глядя на это заходящее солнце, я обещаю вам, мой ласковый, милосердный Учитель, всегда хранить радость послушания, сколь бы ни казалось печальным то событие, к которому так или иначе я должен быть причастен своей волей и трудом. Я обещаю, проходя свой день, не искать благ и награды. Ибо день человека – это не то, что к нему приходит, а то, как он это принимает и что сам привносит из сердца.
Я обещаю, проходя день, воплощать в дела и встречи то понимание, что вбираю в себя через вас. Я обещаю, проходя день, идти его в бесстрашии, мужестве и мире, потому что понял сейчас, что все эти качества не что иное, как моя верность вам.
– Аминь, сын мой. Не давай слишком много обещаний и не разочаровывайся в своих силах. Не глупость твоя заставила тебя сомневаться во всем, а привычка скептически принимать все обстоятельства жизни. Привычка думать только о жизни Земли, в отрыве от жизни Вселенной. Усвой основное правило для каждого человека – научись мыслить диалектически. Не разрывай больше связи со всеми радостными силами природы. И когда настанет твой час познать элементы природных стихий – принеси к этому моменту себя как сосуд, полный самообладания и гармонии.
Мудрость не в учености и уме. Вся их ценность только в той культуре духа, которую они смогут сформировать. Если это случается – из человека выковывается светящий шар, интуитивно творящий и входящий в равновесие со всей мировой жизнью. Его энергия действенна и мчится огнем по всем встречам.
Если же ученость не привела через сознательное к подсознательному – человек остается одним из тысяч и тысяч тупоумных умников, которые ищут объяснения и доказательства предельного ума там, где живет и творит в человеке только беспредельная Мудрость.
В своих отношениях с людьми никогда не ищи с ними объясниться. Ищи, чем обрадовать человека, чтобы в радости начать и окончить встречу. Но избегай тех, кто, хмурясь сам, старается найти в тебе причины своей хмурости. Беги тех семей, где живут, ссорясь. Те, кто распинается о своей любви к семье, а на самом деле они тираны и ворчуны, – преступники не меньше, чем любые воры, крадущие чужие ценности.
Навстречу лорду Бенедикту и Сандре шел добряк Мильдрей, издали улыбаясь обоим.
– Что скажете, лорд Мильдрей? Вы, верно, послом от Алисы?
– Вот и не угадали, лорд Бенедикт. Пастор просил меня обратиться к вам с просьбой навестить его.
Все трое прошли на балкон пастора, который был укутан пледом, несмотря на теплый вечер. Узнав, почему пастор волнуется, лорд Бенедикт обещал ему все устроить.
– Кстати, хотел предложить доставить сюда вашего слугу. Он так привязан к вам, что, наверное, сильно скучает, да и вы привыкли к нему. Завтра рано утром Сандра поедет в Лондон, отвезет наши письма в Академию и будет представительствовать за вас на торжественном заседании. Затем заедет за вашим слугой, и вечером оба будут здесь, ко всеобщему удовольствию. И еще у меня к вам вопрос. Ваша жена и Дженни любят морские купания и шумное общество. Не пошлете ли вы им с Сандрой письма и деньги на этот предмет? Вы ведь скоро будете Крезом, так как тираж вашей книги колоссальный. Я мог бы пока одолжить денег, и они бы уехали из Лондона, довольные вами и предстоящей курортной жизнью.
– Лорд Бенедикт, то был бы наилучший и наиболее спокойный выход для всех нас, особенно для меня и Алисы. Я был бы вам премного благодарен.
– Вот и прекрасно, дорогой друг. Скушайте конфету и пойдемте вниз ужинать.
В столовой уже ждали Наль и Николай, обрадовавшиеся пастору и Алисе так, точно век с ними не виделись.
– Мы совершенно не согласны, лорд Уодсворд, быть без вас и Алисы. Если вам не хочется гулять, мы будем сажать вас у теннисной площадки, в тени, с кучей книг. Но, пожалуйста, не лишайте нас своего общества, – обнимая поочередно отца и дочь,
