Быстро пролетел вечер, который Алиса украсила музыкой, а пастор чудесно спел несколько арий. Любовь к искусству победила слабость, и вдохновенная песнь захватила слушателей.

– Вот ведь как странно создан человек. Я и умирая, верно, буду петь.

– Не знаю, будут ли у меня силы играть, но умереть под музыку – это, наверное, большое счастье.

– Не знаю, какое это счастье, мисс Алиса, – утирая глаза, сказал Сандра.

– Знаю одно, что сегодня сердце мое несколько раз тонуло в полном блаженстве.

– Я тоже как-то особенно прониклась твоей музыкой, дорогая сестренка, – прижавшись к Алисе, шепнула Наль. – Я за двоих тебя благодарю. Тот, кто начал жить во мне, как счастлив он благодаря тебе. Он сразу готовится понимать и природу, и красоту ее, и людей, и чудо звуков. Алиса, друг, я вместе с тобой несу и радость, и горе. И кроме всего, в тебе для меня опора и помощь. Ты единственная женщина-друг мой. Хотя ты такая молоденькая, но в тебе так много доброты, серьезности и любви, что я чту тебя, как подругу и мать. Не покидай меня, Алиса, без тебя, несмотря на всю любовь мужа и отца, я буду одинока.

– Откуда ты взяла, что я собираюсь уехать, Наль? Напротив, лорд Бенедикт оставляет нас с папой здесь на два месяца. Но и потом я тебя не покину, я все время буду с тобой.

Полюбовавшись еще немного красотой ночи, обитатели дома разошлись по своим комнатам, и в эту ночь все они мирно спали. На следующее утро Сандра уехал в Лондон. Он выполнил поручение в Академии и отправился в дом пастора.

Его встретил старый слуга, которому Сандра передал письмо его господина с приказанием собрать вещи, захватить несколько книг из кабинета и ехать немедленно, вместе с подателем письма, в деревню. Дженни была дома и вышла в переднюю, услышав голос Сандры.

– Здравствуйте, мисс Дженни. Я привез вам и вашей матушке письма от вашего отца. Быть может, вы захотите ответить? Я могу подождать.

Дженни взяла письма, провела Сандру в зал и поинтересовалась здоровьем отца очень официальным тоном.

– Лорд Уодсворд очень и очень болен.

– Ох, всю жизнь, скоро уж двадцать три года, все слышу только об этом. Но, слава Богу, он все живет, – так же холодно продолжала Дженни. – Мамы нет дома, и это очень жаль. Она бы, наверное, тоже пожелала ответить. Вы простите меня, я покину вас на несколько минут и напишу ответ у себя.

Дженни вышла, а Сандра сел на покрытое белым чехлом запыленное кресло.

Как мало времени прошло с тех пор, как он был здесь у пастора в последний раз! Но от души этого дома не осталось ничего. Где мир, царивший здесь, которым наполнял дом хозяин? Где безукоризненная чистота этой комнаты, которую, очевидно, поддерживала Алиса? Где веселый смех и музыка? В томящем молчании дома невеселые думы бродили в голове юноши. Он думал о Дженни, о том, какой она казалась ему прежде обворожительной, умной и содержательной, а оказалась сверкающим мыльным пузырем. Думал, как страдал пастор, о чем он никогда прежде и не догадывался. И в сердце Сандры вставал вопрос за вопросом. Зачем должен был пастор нести этот груз внутреннего разлада? И как мог он быть при этом таким ровным, добрым, улыбаться? Где, в чем источник самообладания, позволившего ему скрывать свои раны и утешать других? А он, Сандра, бессилен, вспыльчив, невыдержан и даже эгоистичен.

Дженни вернулась, сказав, что письмо отца несколько сбило ее с толку, что она сейчас ничего не ответит, но пошлет письмо завтра почтой.

– Отец тоже говорит, что здоровье его плохо. Но, признаться, в первый раз он не только не протестует, но и сам желает, чтобы мы с мамой ехали на морские купанья. Мне это улыбается. Я не терплю деревни с ее скучищей. Это для Алисы самое подходящее место. Неужели вам еще не надоели красоты природы? – иронизировала Дженни.

– Я и рассмотреть их не успел еще, мисс Дженни.

– Но что же вы там делаете? Алиса, та, конечно, перешивает графине туалеты, и времени ей остается мало. Но что сама графиня? Вы все так же восхищаетесь ею?

– Графиня и мисс Алиса почти неразлучны, как и все мы, с вашим отцом и лордом Бенедиктом. Обе дамы учатся верховой езде и другому виду спорта, который считает полезным и необходимым для здоровья наш хозяин. Кроме того, у лорда Бенедикта прекрасная библиотека. Обе наши дамы учатся и со мной, и с графом Николаем, и с самим лордом Бенедиктом.

– Ну, меня можете уверять сколько угодно – я не поверю. Туалеты для скачек, несомненно, были сшиты Алисой…

И вдруг Дженни осеклась под взглядом Сандры. Что было в этом взгляде, что привело ее вдруг в бешенство? Точно какой-то огонь – такой она почувствовала себя раздраженной.

Сандра смотрел на нее печально, словно жалея. Это не был тот юноша-поклонник, которого она, смеясь и сознавая власть над ним, припирала к стенке своим остроумием. Не мужчина, восторгавшийся ее умом и видевший в ней женщину, стоял перед ней. Это был какой-то новый, вглядывавшийся в ее душу человек. А Дженни хотелось легко скользить по жизни. Быть женщиной, пленять и нравиться, а никак не интересоваться чужой душой. Гнев заставил ее резко спросить, почему это Сандра смотрит на нее, как добрый самаритянин, в чьем сострадании она вовсе не нуждается.

– Да, я знаю, что милосердию нет места ни в вас, ни подле вас. Но я все же надеялся, что вы лучше защищены от зла. А сейчас вижу, что вы раскрыты настежь для всего дурного. Кто способен так легко раздражаться, тот привлекает к себе страдания.

– Это вы в доме лорда Бенедикта научились проповедовать? Или у моего отца заразились его манией исправлять людей? Я ненавижу проповедников, – топнула ногой Дженни. – Милейший папаша-проповедник, предлагая отправиться на любой курорт, забыл о самом главном – о деньгах. Он, конечно, по рассеянности позабыл о такой мелочи, – почти кричала Дженни.

– Ах, простите, это я, болван, забыл, а не он. Вот пакет для вас, а это для вашей матери.

И Сандра подал ей два объемистых пакета, надписанных рукой пастора. Жадно их схватив, Дженни сконфузилась, но затем еще больше озлилась. Чтобы как-то скрыть свои чувства, она отвернулась к окну. Сандра воспользовался моментом и быстро вышел из комнаты.

В передней его ждал Артур. Они тихо вышли из дома, нашли экипаж лорда Бенедикта и через некоторое время уже сидели в поезде. Впервые Сандра пригляделся к старому слуге. Годы не согнули этого человека. Он был прям, широкоплеч, не очень большого роста, но отлично сложенный, с красивым, благородным и добрым лицом. Этот старик