иначе — уйти от кулака, может быть, чуть-чуть с ним соприкоснуться и тут же ускользнуть и очутиться у самой двери. Хольгер даже не пытался прикрыться. Его голова безвольно мотнулась, и он упал, в последний момент подставив руки. Гедимин остановился и прижал сжатый кулак к груди. Ярость ушла так же мгновенно, как и вспыхнула. Хольгер сидел на полу, запрокинув голову и глядя на сармата.

— Оно было там, да? Ты с ним договорился?

— Псих, — бросил Гедимин, нервно потирая костяшки пальцев. Он смотрел на слегка деформированный респиратор Хольгера — удар был достаточно силён, чтобы смять его, и, видимо, под ним тоже были какие-то повреждения.

— Получилось, — прошептал химик, убирая с глаз тёмный щиток. Его голос звучал невнятно. Гедимин увидел тёмные брызги под глазами и почти чёрную полосу поперёк переносицы — след респиратора, вдавившегося в лицо. Его передёрнуло.

— Вставай, — он протянул химику руку. — Не надо было этого делать.

— Надо, — прошептал Хольгер, с трудом поднимаясь и прижимая ладонь к респиратору. Его голос стал ещё невнятнее, но глаза ничуть не потемнели — они горели красным огнём и слегка искрились.

— Здорово, что ты с ним договорился. Только ты бы и мог. Никто больше.

Он обнял Гедимина. Тот, изумлённо мигнув, освободился и крепко взял его за плечо. Хольгер не сопротивлялся, только пытался повернуться к Гедимину и всё время усмехался, не замечая боли в рассечённых губах.

— Идём в медотсек, — буркнул ремонтник, подталкивая его к двери. — Проверим тебя на эа-мутацию.

«И меня заодно,» — добавил он про себя. «Договорился… Вот только всё стало нормальным, как опять начался какой-то бред…»

… — Не мутанты, — махнул рукой сармат-медик, повернувшись к «научникам».

Они сидели в отсеке уже полчаса, оставив скафандры на входе, и Гедимин чувствовал себя непривычно беззащитным, особенно в присутствии шести охранников. Они присоединились к раненым сарматам ещё в лаборатории, и отвязаться от них так и не удалось — даже медики не смогли их выставить. Гедимин недовольно покосился на Стивена и повернулся к медику.

— А со мной что? — он прикоснулся к виску. Сармат пожал плечами.

— Никаких следов ожога. В пробе тканей нет никаких изменений. Ты попал под сигма-пучок? Болевые ощущения под сигма-пучком, как правило, ничего не означают. Невозможно обжечься сигмой.

— Хорошо, что ты не пострадал, — сказал Хольгер, поднимаясь с места. Он по-прежнему говорил немного невнятно — ему наложили швы и сбрызнули их анестетиком. «Что-то надо делать с этими респираторами,» — подумал Гедимин, взглянув на его лицо. «Пойти к Кумале и сказать… Нет, сам поправлю. Кумалы ещё не хватало…»

— Да-да, хорошо, — закивал медик, нетерпеливо глядя на сарматов. — Можете вернуться в лабораторию. У вас, должно быть, важные опыты.

Хольгер нагнал Гедимина за вторым поворотом, уже на подходе к транспортному туннелю, потянул его к себе за плечо, а когда сармат обернулся, молча обнял его. Гедимин стоял неподвижно, сердито щурясь на противоположную стену. Он стряхнул бы Хольгера, но боялся его поранить — химик был без шлема.

— В яму больше не пущу, — ровным голосом сказал он пару секунд спустя. — И отлипни, мне ещё работать.

Хольгер, мигнув, выпустил его и отступил на шаг, растерянно глядя на сармата. Глаза химика всё ещё светились — ни швы на лице, ни хмурый взгляд Гедимина так и не испортили ему настроение.

— Как знаешь… — растерянно ответил он. — А что тебе сказал он? Он кричал?

Гедимин угрюмо кивнул.

— Оно испугалось. Кричало от страха, — сармат хотел добавить ещё пару фраз, но оборвал себя на полуслове и скривился. — Очередной бред, Хольгер. Это не должно так работать. Этой штуки не должно там быть. Ещё раз притронешься к моему шлему…

Он показал Хольгеру кулак и ускорил шаг. Химик догнал его снова, уже на платформе.

— Я мало знаю про «должно», — тихо сказал он, заглянув Гедимину в глаза. — Но реактор работает. И тогда, в Ураниуме, тоже заработал.

Гедимин хотел рявкнуть на него — ненормальность происходящего сильно раздражала сармата — но, на секунду задумавшись, шёпотом помянул уран и торий и резким движением открыл экран дозиметра.

— Пульсация, — прошептал он, снова помянув уран и торий. — Ну что же ещё⁈ Пульсация по сигме или по омикрону. Оно всё там работает… И никаких живых реакторов.

Хольгер мигнул, открыл рот, но так ничего и не сказал. Молча надев шлем, он встал рядом с Гедимином — так, чтобы видеть экран дозиметра. Сармат едва обращал на него внимание — он быстро пролистывал последние измерения. «Розжиг со внешнего излучателя,» — думал он, скользя взглядом по цифрам. «Что же, способ как способ. Значит, „ириен“ тоже „горит“. Ещё бы сделать „кагет“ невзрывоопасным…»

20 января 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

— И линзу тоже?

Хольгер кивнул.

— Весь твэл. Всё надо как следует изучить.

Гедимин, удержавшись от раздражённого вздоха, взял со стенда контейнер. Твэл, присланный из Инженерного блока взамен «отгоревшему», был внутри. Инженеры уже запрашивали в лаборатории образцы — но обычно ограничивались топливными стержнями.

— Зачем им линза и ипрон? — сармат в недоумении пожал плечами. — Что с ними может случиться? Для синтеза — рановато…

Хольгер развёл руками.

— Обсидиан — сложное соединение. Вдруг синтез уже начался, а ты его не заметил…

Сармат фыркнул, смерил его сердитым взглядом, но спорить не стал — и, закрыв контейнер, пошёл к шлюзу. В «реакторную яму» последние пять дней спускался только он. Хольгер на предложения пойти туда в одиночку и «пообщаться с духом реактора» только криво ухмылялся и отводил взгляд. Швы на его лице уже практически разгладились, носовую перегородку удалось вправить, — Гедимин слегка опасался за его мозг, но у сармата, верящего в «духов реактора», мозг так или иначе должен был быть повреждённым — в тот день или на год раньше…