подобных низких удушающих раздумий.

Ей встретился во время одной из прогулок Инар Цульф. Было светло, совсем ранний вечер. Антон куда-то пропал, что являлось для него, скорее, нормой. Появляясь, он ничего не объяснял, да и к чему ей его профессиональные тайны? Запоздалые же прогулки без сопровождающего не прельщали.

— Что же вы не пригласили Элю? — равнодушно спросила Нэя.

— Люблю гулять в одиночестве. Как и вы, — ответил он. И вместо того, чтобы обогнуть её и следовать по собственной траектории, он спросил, — Вы здоровы, госпожа Нэя?

— Вопрос неправильный, — ответила она, — то есть, странный ваш вопрос.

— Господин Тон-Ат осведомлялся о вашем самочувствии, — продолжал Инар. — Сказал, что если вы устали от трудовой своей жизни, если насытились… то есть утомились, он готов принять вас к себе. Ему очень не хватает вас. Для этого я должен отвезти вас в его старый дом.

— Когда? — у Нэи пересохло во рту от нелепости происходящего.

— Завтра. На рассвете, как вы и любили прежде вставать. А сейчас что же? Клиенты иссякли? Или вы устали…

— Передышка же нужна. Я не машина, чтобы работать на износ.

Он закивал, — Я пришлю водителя, а сам буду ждать вас у стены.

— У стены? — поразилась Нэя.

— А где же?

— Как же моё имущество…

— Ваше имущество будет доставлено вам без утрат в последующие дни.

— Я имею в виду «Мечту»…

— «Мечта» вряд ли будет вам необходима там, куда вы отбудете, где вы и жили прежде.

— Почему вы спросили о самочувствии? Я выгляжу как-то не так?

— Всё так. Вы прекрасны как никогда. Ваш муж выражает беспокойство. Он считает, что дальнейшее ваше пребывание здесь может не очень благоприятно отразиться на вашем хрупком здоровье…

— Давайте я буду считать так, что мы с вами не встречались. Ваше странное предложение есть абсурд.

— Я не по личной инициативе смею беспокоить вас, госпожа Нэя-Ат, — тут Инар Цульф нервически сжал свои руки в зажим, настолько сильный, что хрустнули суставы его пальцев, — Как бы я мог! «Мечта» как преуспевающее предприятие прекратит своё существование без вас. Вы его душа! Да и мне эта столь увлекательная затея, как оказалось, дорога в силу стольких вложений и даже эмоциональных моих затрат, вовсе не измеряемых одними лишь материальными средствами, что погубить такое уникальное предприятие… думать об этом настолько печально, что я не спал всю предыдущую ночь. А мне необходим режим, чтобы функционировать, как вы и сказали, именно как отлаженная машина. Мне противопоказано уставать, сбиваться с чёткого рабочего ритма, да не обо мне и речь. У меня поручение от вашего мужа, от Тон-Ата…

— Тон-Ат не мой муж. Он отказался от меня. И вообще…. Тон-Ат, видимо, привиделся вам в вашем похмельном бреду. Ведь вы любитель посещать дорогие дома яств. А зря. Вы сами человек нездоровый. Уж простите….

Он почтительно склонил перед ней голову и ушёл. Она опрометью помчалась к «Мечте». А когда входила к себе, в налаженный уют и продуманную красоту своих комнат, то уже и не вспоминала про Инара Цульфа.

Вскоре Нэя, гуляя опять засветло, встретила в лесопарке Антона. Может, он гулял сам по себе, может, искал встреч с нею? Он прикоснулся к её руке, не трогая больше ничего.

Обычно гуляющая публика замирала в ожидании, чем ещё поразит женщина из «Мечты»? Антон не интересовал никого. Слишком молод, никому не известен, рядовой сотрудник одного из множества научных центров. Его и в «Зеркальном Лабиринте» мало кто знал, он никем не воспринимался всерьёз. Красоте рослого мальчика не придавали особого значения. В Паралее ценили лишь красоту женщин, а мужчин оценивали по социальной значимости, по уровню иерархии, как наследственной, так и карьерной. Антон будто становился прозрачным рядом с ней, что он есть, что его нет. Смотреть приходили на неё. Нереальное ароматное чудо скользило по дорожкам небольшого городка, спрятанного в глубинах огромного леса. Разлетались воздушным расписным веером складки её подола, и все глаза в округе всматривались жадно в разрезы и полупрозрачные ухищрения текстильных Нэиных шедевров, но ничего крамольного там не видели. Она казалась реально бесплотной! Она умела маскировать то, что вроде бы и обнажала! Приоткрытая грудь никогда не была открыта по-настоящему, а всегда в дымке тончайшей ткани. Ножки, даже мгновенно мелькнув через разрезы, тут же скрывались под легчайшей волной, оказывается, многослойной юбки. А она, несмотря на количество таких вот слоёв, казалась тоненькой, невесомой.

«Да есть ли у неё женское тело? Или только лицо и видимость настоящей женщины, как у выставочного манекена»? — так думали иные, обиженные её невниманием мужчины. «Тонконогая, тонкокостная, но с выпяченной грудью! Фальшиво-улыбчивая и нарумяненная пустышка», — так злились иные из женщин. «Хочу быть такой же», — мечтали, не сплющенные пока жизнью, молоденькие девушки, потому и добрые зачастую. Все напряженно следили и ждали, кто же выберет её себе, вряд ли в жёны, но в наложницы?

Ничего не ожидали только те, кто жили в кристалле, воспринимая её вынужденно-временно бесполой, как бывает такое с женщинами в домах неволи, то есть несущих тяготу уголовного наказания. Почему-то считалось, что Нэя подписала с начальством города некий контракт, лишавший её прав устраивать в «Лучшем городе континента» личную жизнь. Когда покинет ЦЭССЭИ, то за пределами стен пусть живёт, как хочет. То же неписанное правило касалось и её девиц, моделей. Но моделями они были не всякий день, поэтому трудились подсобными работницами, уборщицами, иные с охотой обучались швейному мастерству. Нэя набирала их из школы танцев, соблазняя лёгкой работой, и они привозили сюда едва уловимый, но ощутимый дух развращённой столицы, что и не нравилось многим из числа тех, кто был сторонним наблюдателем. Но заказчиц у Нэи становилось всё больше, и она только и успевала всем угождать, а для души творить времени почти не оставалось.

То, что постороннему человеку казалось цветастым и необременительным времяпрепровождением чьей-то протеже, было заполнено её работой, как творческой, так и ремесленной. Та необъяснимая усталость от любви в машине, что охватила её поначалу, пограничная с апатией к работе, также необъяснимо исчезла, как и проявила себя. И часто она шила сама, наравне со швеями в цеху, чтобы успеть ко времени заказа или показа новой коллекции. И такая жизнь ей нравилась. Она светилась от довольства своей участью, когда удавалось стряхнуть с себя свою же рефлексию, как бабочке ледяную росу поутру с трепетных крылышек. Прогулки и общение с Антоном являлись всего лишь отвлечением от неопределённости неотменяемого будущего. О её сближении с Рудольфом никто так и не узнал. Кроме бывшего водителя Вильта,