Он долго сидел неподвижно, глядя в пламя немигающим взглядом, пока оно не расширилось и не заполнило собой всю Вселенную. И тогда огонь ответил ему священными словами Ясна-Веды:

Каждый верный ежедневно вновь выбирает путь блага и следует ему до конца своих дней.

— Выбирать благо? Но я и так стараюсь это делать! — воскликнул Аоранг. — Вот теперь мне нужно спасти любимую, и ради этого, возможно, придется убивать людей. Но я не хочу превращаться в зверя! Вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы перестать им быть…

И огонь вновь ответил ему:

Просто выбирать благо недостаточно. Выбор надо отстаивать. Если откажешься сражаться — тебя принудят те, кто не отказался…

Аоранг моргнул, и огонь, охвативший Вселенную, тут же рассыпался на мириады звезд.

— Благодарю тебя, божественное пламя, — ответил он и вновь поклонился, складывая ладони перед лбом. — Я буду думать…

Что-то со страшной силой ударило его в спину и подмяло под себя.

— Святое Солнце, опять ты?!

Аоранг злился; кроме того, ему было стыдно. Не заметить саблезубца, который вплотную подкрался к нему со спины и наверняка долго сидел в засаде, выбирая миг для броска! Только то, что с ним в это время говорил сам Исварха, извиняло его слепоту. А теперь Рыкун терся о него крутым лбом, хрипло мяукая от радости.

— Зачем ты за мной увязался? Раз убежал из зверинца, так и беги на свободу! Вон там — лес! Кыш отсюда!

Рыкун лениво отошел шагов на пять, развалился неподалеку и громко заурчал, поглядывая желтыми глазами на Аоранга.

— Ты что, так и собираешься со мной идти? Ну конечно, как же иначе! Куда ты теперь денешься, если с младенчества рос в зверинце? Как будешь добывать себе еду? Ну ты сам подумай, как мы пойдем по южному тракту? На меня и так-то смотрят косо, а тут еще зверюга с вот такенными зубами! Тебя убьют, дружок…

Аоранг махнул рукой, сел рядом с огромным детенышем и запустил пальцы в его густую шерсть на загривке.

— Зачем я только возился с тобой? — принялся рассуждать он. — Почему не дал тебе помереть от голода, как это непременно случилось бы, останься ты на Ползучих горах? Теперь я уже не могу бросить тебя, теперь наши судьбы связаны, хотя я этого вовсе не хотел… Терпеть не могу саблезубцев! Вы — исконные враги людей и мамонтов. Таких, как ты, мохначи убивают копьями, снимают шкуру и приносят ее женщине, чтобы показать свою силу и доблесть. Если она готова ответить на любовь, она сядет на эту шкуру и посадит рядом с собой того, кто ее добыл… Ну прости, — спохватился он. — Тебе, наверно, неприятно это слушать… Хочешь, я расскажу тебе сказку про саблезубцев? Я когда-то слышал ее от Айхи — вот уж кто любит разные истории…

Аоранг невольно улыбнулся, вспоминая младшую родственницу — одну из немногих в его племени, кто был к нему по-настоящему добр.

— Ну, слушай! — обратился он к Рыкуну. — Пошел раз охотник на холодные равнины добыть оленя. Шел-шел — нет добычи. Начался буран, охотник заблудился, весь день ходил, настала ночь, а метель все не кончается. Охотник устал до смерти, лег в сугроб, начал было замерзать… Уж думал, что все, пропал. Вдруг видит — где-то вдалеке свет мигает и как будто поют.

Он обрадовался, выполз кое-как из сугроба и побрел на голоса. Вышел к незнакомому стойбищу. Котты там высоченные, цельными шкурами мамонтов крыты, а из самой большой слышно пение и стук бубна.

Вошел туда и обомлел. Глядь, вокруг очага сидят саблезубцы — целая стая! Старший из них бьет в бубен и поет, а остальные подхватывают. Ну, сел охотник тихонько у порога, слушает. Песня окончилась, и тут старший саблезубец как заревет:

— Внесите его!

Звери повскакали, охотник уж думал — конец ему пришел! Но они выскочили за дверь и вскоре внесли мертвеца. Охотник смотрит — человек. Копье к рукам примерзло, — видно, пошел охотиться и погиб в буране.

А саблезубцы завернули его в пятнистую шкуру, положили у огня и давай снова петь и плясать, дружно лапами топать — аж земля трясется. Тут мертвец встал, покачиваясь, и начал ходить вокруг костра. Обошел круг, другой — все увереннее ходил, уж не качался, и вдруг зарычал и начал плясать вместе с прочими. Охотник глядит — а мертвец больше не человек, он тоже саблезубец!

Тогда главный зверь посмотрел наконец на охотника, притаившегося у дверей, и говорит ему:

— Теперь ты знаешь, что делается с теми, кто погиб на охоте или в набеге. Мы превращаем их в саблезубцев.

* * *

Крытые конные носилки неспешно двигались в полуденную землю. Дорога вилась между холмами, заросшими лесом. Потом они поедут степями. А затем, как обещал царевне Аюне провожатый, вдали покажутся горы — настоящие горы, в сравнении с которыми все эти холмы — лишь мозоли на теле земли. Вот как раз там, у подножия этих гор, начинались владения ее треклятого «нареченного».

Идти до них было еще очень неблизко. Царевна тосковала. Дорога казалась ей унылой, совсем как ее будущность. Аюна, чуть приоткрыв тканый полог, рассматривала однообразные холмы, вздымавшиеся то слева, то справа. «Когда я буду бежать отсюда, надо запомнить путь…»

Она резко одернула себя. Нет, разумеется, бежать она не будет!

«Я сама вызвалась принести эту жертву. Отступать и уж тем более бежать мне не годится. Я дочь Ардвана. Кровь взывает сохранять величие даже в беде…»

Она вздохнула, прикрыла глаза, убегая мыслями в прошлое. Перед ней вставала ее последняя встреча с Аорангом, когда он уезжал в горы мохначей искать Аюра. Тогда они и предположить не могли, что расстаются навсегда!

Сердце Аюны разрывалось от любви и боли. Если бы они только знали, что все так пойдет! Если бы Аоранг сказал тогда — бросай все, бежим… Но что-то внутри будто ожгло ее пощечиной. «Не сметь! — твердило это нечто. — Ты уже как-то уступила порыву чувства, и вот теперь смерть расправила крылья над державой отца. И сам повелитель Аратты был убит — по твоей вине!»

— Ты лучшее, что было в моей жизни, но я не могу, я должна забыть тебя, — шептала Аюна, не в силах больше удерживать слезы. — Я царевна! Если бы я только родилась в простой семье, у нас все было бы иначе… Уверена, я не проживу долго в Накхаране. Я умру от тоски, и моя тень вернется к тебе…

Аюна мотнула головой, стараясь