марокканских тюрьмах, ожидая, пока их родственники соберут деньги на выкуп. Иногда встречались и другие, готовые к предательству. Они переходили на сторону корсаров, указывали на корабельные тайники и особо ценные грузы, наносили удары в спину прежним своим товарищам. Однако русские берберу никогда не попадались.

В разнообразной и пестрой, объединяющей все приморские народы жизни, что кипела на здешних берегах Европы и Африки, люди этой национальности отсутствовали. Возможно, потому в рассказах путешественников, с трудом добиравшихся до отдаленных северных территорий, русские представали странными, не похожими ни на кого людьми из дремучих лесов и неоглядных равнин. Им приписывали нрав варварский, грубый и суровый, привычку носить одежду из медвежьих шкур летом и зимой, купаться в реках, покрытых льдом, пить словно воду крепкие спиртные напитки.

Каким-то образом эти лесные люди построили отличные корабли, научились управлять парусами, метко стрелять из пушек. Их эскадра, обогнув континент с запада, пришла в Средиземное море, и турки крепко поплатились за свое высокомерие. Они полагали, будто пришельцы с севера морской науки не ведают и, имея меньше судов, не решатся атаковать значительные их силы.

Неожиданно для Хасан-бея Джизаирли, коему султан вверил командование флотилией в Хиосском заливе, противник быстро построил правильный боевой порядок с авангардом, центром и арьергардом и двинулся к нему. Их головной шестидесятишестипушечный корабль пошел на абордаж и сцепился с флагманом флотилии «Реал-Мустафой», где находился турецкий адмирал. Вскоре там загорелись паруса и снасти, покачнулась грот-мачта, и — хвала Аллаху! — обрушилась русским на голову. Их корабль тоже загорелся. В конце концов, образовав гигантский костер на воде, оба судна взорвались и затонули.

Тут злую шутку с османами сыграл их обычай ни в коем случае не проявлять собственной инициативы и до последней минуты ожидать приказа вышестоящего начальника. Когда «Реал-Мустафа» превратился в пылающий остов, то командовать стало некому, и паника обуяла капитанов. Они рубили якорные канаты и уходили в Чесменскую бухту под прикрытие ее береговых батарей. Всего на небольшой акватории собралось около сорока плавсредств самого разного водоизмещения.

Вечер прошел относительно спокойно.

Совершая намаз, мусульмане благодарили Всемогущего и Всемилостивейшего за помощь. Но радовались они рано. В ночь на 26 июня 1770 года семь русских кораблей, несмотря на интенсивный огонь береговых пушек, приблизились к бухте и открыли прицельную стрельбу раскаленными ядрами, или брандскугелями. Потом в атаку пошли четыре их брандера. Они подожгли стопушечный турецкий корабль, стоявший у входа в бухту. От него пожар распространился дальше. Выйти из бухты или маневрировать в ней, спасаясь от ядер и языков пламени, было просто невозможно. Утром 22 июня Хиосская флотилия Мустафы Третьего больше не существовала.

Разумеется, адмирал Салих, как мог, скрывал от Селима истинные размеры катастрофы, постигшей его покровителей. Однако известие о грандиозном морском сражении при Чесме уже пошло гулять по средиземноморским городам, обрастая вымышленными и реальными подробностями. Находились моряки, которые или видели столкновение двух флотов — османского и российского — или слышали рассказы о нем от людей, сумевших на шлюпках и баркасах, а то и на обломках мачт или рей, вовремя отплыть от проклятого места.

В портовой кофейне в Сале, куда Селим Траблези направился после встречи с адмиралом, по крайней мере, три человека пожелали рассказать ему «всю правду» о баталии. Раис выслушал их. Но вопросы задавал только о русских: как выглядят их корабли и команды, как ходят под парусами, как швартуются у пристаней и причалов, как ведут себя на берегу их матросы и офицеры.

Собеседники пожимали плечами, ибо ничего особенного им не вспоминалось. Пожалуй, в чем-то русские похожи на англичан светлой своей кожей и волосами, но они не отчуждаются от других, подобно гордым сынам Туманного Альбиона. Они любят выпить и поговорить, как итальянцы, но вот незадача — их языка никто здесь не понимает! Нет в них и французской пылкости, можно даже сказать, что они медлительны. Но не следует затевать с ними ссоры в портовых кабаках, поскольку пришельцы с севера всегда держатся дружно и драться будут отчаянно.

Сомнения Селима разрешились на семейном совете. Старший его брат Мурад, за которым после смерти отца было последнее слово, высказался за подписание контракта. Он верил в мощь Османской империи и победу русских при Чесме считал случайной. Кроме того, ему принадлежала большая часть средств, уже вложенных в строительство шебеки, а по условиям договора турки обязывались сразу выплачивать солидный аванс капитану. Эти деньги перешли бы Мураду через месяц…

Из трех, предложенных ему стоянок в Мраморном море, бербер выбрал Гемлик. Конечно, туркам хотелось, чтоб его новый, отлично вооруженный корабль располагался поближе к Босфору. Однако Селиму понравились здешние широкие песчаные берега и отмели, немного напоминающие его родину. Правда, вместо иссушенной солнцем и ветром, бесплодной северо-африканской земли за отмелями простирались обширные сады, где местные жители выращивали большие урожаи инжира, фиников, лимонов и апельсинов.

На юго-восток от Гемлика, в двадцати девяти километрах, лежал город Бурса, основанный древними римлянами, затем принадлежавший византийцам и отвоеванный у них в 1326 году предводителем сельджуков Орхан-Казы. Первая столица Османской империи, Бурса славилась своими великолепными мечетями и теплыми минеральными водами. Опытные люди советовали Селиму полечить там старую рану на левом плече, которая время от времени его беспокоила.

В мае 1771 года он впервые приехал в Бурсу и увидел красивый город, утопающий в зелени. Термальные источники располагались в западном его предместье, называемом Чекирге. Селим посетил все знаменитые места. Он принимал горячие ванны в банях Кара-Мустафа-паши и Эски-Каплыджа, поклонился кенотафу султана Мехмета в мавзолее Эшиль-Дюрбе, несколько раз молился в храме, построенном в честь великого Орхан-Казы, доблестного воина ислама. Тут было ему видение, предвещающее победу над неверными в Черном море, после чего он решил назвать новую шебеку «Орхание».

В Бурсе Селим намеревался даже снять дом для четырех своих жен и шести детей, как капудан-паша напомнил корсару о султанской службе. Ему пришлось возвращаться в Гемлик, чтобы приготовить корабль к походу на север. Еще через две недели турецкая флотилия из Мраморного моря, насчитывавшая около сорока военных и транспортных судов, миновала Босфор, и черноморский ветер впервые ударил в берберские паруса.

Те, кто в Марокко пугал Селима суровым климатом Крымского полуострова, преувеличивали. В июне погода здесь стояла солнечная, жаркая, почти субтропическая, как и в его родных краях. В подзорную трубу он наблюдал голубые бухты, обрывистые скалистые берега, ровные строчки виноградников на желтовато-серых склонах, спускающихся к прозрачной воде. В этих картинах раису чудилось что-то знакомое.

Флотилия благополучно прибыла в Керчь, берберы сошли на пристань и попали в обычный восточный город. Здесь имелась главная площадь, мощенная камнями, три шумных базара, множество мечетей с минаретами, узкие кривые улицы, длинные заборы, белые домики со вторым этажом, выступающим вперед, как бы нависающим над уличным пространством. В чайханах