Шрифт:
Закладка:
Причиной тому послужило событие, для турок очень печальное. В июне 1770 года в Хиосском проливе Эгейского моря в бухте Чесма русские пустили на дно целую османскую флотилию, состоявшую из 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и 40 маломерных судов, кроме того, на милость победителей после длительного боя сдались еще один линейный корабль и пять галер. Всего при Чесме погибло и пропало без вести примерно 10–11 тысяч верных воинов ислама. Быстро восполнить столь значительные потери стамбульскому правительству представлялось совершенно невозможным. Между тем русско-турецкая война продолжалась и требовала проведения крупных морских операций.
Адмирал Салих советовал капитану Селиму принять предложение. В Сале как раз достраивалась новая шебека, в которую вложила средства вся семья Траблези. Хотелось бы вернуть деньги как можно быстрее. Если Селим поднимет государственный османский красный флаг с белым полумесяцем и звездой, то французы и англичане его не тронут. В походы же военно-морской флот турок теперь отправляется нечасто. Времени для собственных рейдов за добычей у берберов будет достаточно. Однако надо действовать аккуратно и не оставлять свидетелей. Ведь пучина морская хранит немало жутких тайн, можно ей доверить и эту.
Так убедительно рассуждал Салих, что Селим слушал его, не перебивая. Кальян, который они курили вместе, давно погас, кофе остывал, а к восточным сладостям вроде нуги и рахат-лукума Траблези в чужих домах никогда не притрагивался, ибо вкус яда проще всего замаскировать приторным вкусом меда. Но какой резон новоявленному адмиралу Марокко тратить время на уговоры тридцатилетнего моряка, корабль которого только строится? Лишь один — собственная выгода. Ясное дело, Салих получит деньги за каждую берберскую шебеку или галиот, отправленный на базы османского военно-морского флота.
Впрочем, это вполне естественно.
Только своекорыстным, эгоистическим побуждениям людей доверял Селим, в пятнадцать лет познакомившийся с морем, с корабельной жизнью, с пиратским промыслом. В абордажных схватках он действовал храбро, но не безрассудно. При дележе добычи терпеливо ожидал решения старших товарищей и величину своей доли у них не оспаривал. Коль случались обиды, то отвечал обидчикам, что все, происходящее на земле и на море, — в воле Всемилостивейшего и Всемогущего Аллаха, а он — его смиренный раб.
При таком примерном поведении через два года Селима согласился взять в ученики — за солидное вознаграждение, конечно, — Али Луэль Ахмад, известный в Сале мореход, по преклонному возрасту оставивший прибыльное бандитское занятие. В прежние годы он водил берберские корабли и к Канарским островам, и к проливу Ла-Манш. Фортуна благоволила корсару. Он пережил все шторма и бури, уцелел в многочисленных морских боях и в диких драках, которые нередко происходили на кораблях и в портовых кабаках между его соплеменниками, обкурившимися гашишем.
В первую очередь Али Луэль Ахмад научил юного моряка пользоваться секстаном — основным штурманским инструментом. С его помощью измеряли угловую высоту небесных светил для определения географической широты. Еще в список необходимых принадлежностей входили магнитный компас, астролябия, изобретенная древними арабскими астрономами, и звездный глобус. На нем располагались наиболее яркие звезды. По ним обычно и ориентировались мореплаватели, чтобы узнать местонахождение своего корабля ночью.
На небольшой яхте, принадлежавшей старому пирату, они ходили вдоль побережья Северной Африки. Али Луэль Ахмад разрешал Селиму встать к штурвалу, а сам устраивался рядом, усевшись на сафьяновую подушку и попивая кофе. Он рассказывал юноше о приметах, предвещающих шторм, шквал и штиль, о силе ветра, об управлении парусами. Про то, как управляют капитаны буйным корсарским экипажем. Траблези уже имел некоторое представление.
Через год он расстался с учителем. На прощание тот подарил способному ученику старинную карту. Планета Земля изображалась на ней плоской, лежащей на трех китах. Зато Средиземное море было нарисовано невероятно точно, со всеми подробностями береговой линии, с указанием глубин и направлений ветров, дующих здесь в разное время года. Селим до сих пор хранил ее как зеницу ока, считая талисманом, оберегающим его в дальних плаваниях…
— Какой будет твой ответ, раис? — спросил адмирал.
— Это — хорошее предложение, достопочтенный Салих-паша, — осторожно ответил Траблези.
— Я знал, что оно тебе понравится.
— Но ты ничего не сказал о главном. Где будет стоянка моего корабля, если я соглашусь?
— В Мраморном море.
— Я никогда не бывал там.
— Три удобнейших гавани предлагает тебе султан на выбор, — Салих развернул перед капитаном заранее приготовленную раскрашенную карту. — Смотри, вот они. Ближе к Босфору — Гёльджюк. Ближе к Дарданеллам — Бандырма. А посередине, как раз между ними, — Гемлик. Везде есть причалы, мастерские и склады военно-морского флота…
Траблези принялся пристально разглядывать карту. Мраморное море своими очертаниями походило на долман — короткую куртку янычара — с рукавами, сильно вытянутыми в стороны: на северо-восток и юго-запад. Середину его густо покрывала синяя краска и указывала на глубины, превышающие тысячу метров. Но большая часть морского пространства, особенно — у южных берегов, — имела цвет светло-голубой и, следовательно, являлась мелководной. Стрелки и надписи говорили о направлении поверхностного течения воды: из Черного моря в Средиземное — и о его скорости: 2,7 километра в час.
Совсем неспроста правитель Османской империи предлагал берберам перебраться сюда. За узким, как нитка, проливом Босфор на карте, закрашенное синей краской, темнело Черное море. Три века турки называли его «внутренним» и безраздельно господствовали на всех берегах: и крымском, и кавказском. Нынче, как слышал Селим, у них появились здесь могущественные соперники.
— Вижу, от Гёльджюка и Гемлика будет не более двух-трех суток ходу до Черного моря, — медленно произнес капитан.
— Ты прав. Это действительно так.
— Значит, повелитель правоверных хочет направить нас туда?
— Да, он надеется на берберов. Но знай, за крейсерство в Черном море султан заплатит на двадцать процентов больше.
— Я должен подумать.
— Время не ждет, раис.
— Дай мне неделю…
Селим Траблези знал необщительных, чопорных англичан, словоохотливых итальянцев и греков, надменных испанцев, пылких, скорых на решения французов. Он сталкивался с ними в портовых городах Средиземноморья на рынках, в лавках, торгующих оружием, тканями, пряностями, коврами. В незабвенные пиратские времена он преследовал их корабли, брал на абордаж и с короткой, но широкой абордажной саблей вступал на палубу, чтобы драться и победить. Может быть, — убить, но лучше взять в плен и потом выгодно продать на невольничьем рынке в Сале или в Триполи.
Так бледнолицые европейцы становились галерными рабами у мусульман. Наиболее состоятельные и знатные годами сидели в
