Имперская армия старалась не уступать противнику, однако и их запал мог в какой-то момент иссякнуть, если бы перевес стал слишком силён. Бегло осмотревшись в поисках кого-то из упоминавшихся на совете, тави заметил одного – высокая четырёхрукая фигура ярко выделялась среди остальных. Он держался в стороне, будто не желавший участвовать в происходящем, но с некоторым запозданием Эммерих увидел одного из своих солдат, замершего столбом посреди поля битвы. Открытый для удара, не сопротивлявшийся, он не сделал ничего против воина в крылатых доспехах, с размаху снёсшего ему голову одним ударом искривлённой сабли.

За одним последовал второй, третий, десятый. Все они замирали, теряя бдительность, будто перед глазами вставала картина совершенно отличная от реальности.

Его и самого вдруг начало вести. Зрение поплыло, движения стали даваться с трудом. Стоило огромных усилий отбить атаку очередного противника, метившего снести ему голову с плеч.

Прежде, чем совсем потерял связь с действительностью, Эммерих быстро вонзил лезвие меча в собственную ладонь. В руке вспыхнула боль, мгновенно разносимая кровью по организму, и мир вокруг вновь вспыхнул привычными красками. Не обращая внимания на рану, в последний момент тави заставил коня вильнуть в сторону и тем самым спас себя от очередного вражеского солдата.

Мороки и способные их создавать твари были тем неприятным козырем в битве, который любой полководец старался держать где-то на задворках. Если были достаточно сильны, им не требовалось находиться на поле битвы, но в нынешней ситуации ифрит имел какой-то интерес в наблюдении за тем, как имперских солдат не без его помощи превращали в мясо.

Присмотревшись к прежде замеченной фигуре, Эммерих отметил, что тот следил исключительно за центральной частью боя, раскинувшейся прямо перед его взглядом. Осмотр воинов, выходивших за пределы поля зрения огненного, только подтвердил эти подозрения – те сражались, как это и следовало делать.

Тави, не теряя времени, переместился ближе к краю битвы. Ладонь нарывало, но это теперь было на пользу: боль, вызываемая каждым движением, была не смертельной, но достаточной, чтобы не выпадать из реальности. Мча коня вперёд, мужчина на ходу склонился вниз и подхватил лук одного из поверженных солдат. Не присматривался, свой это был или из числа огненных. Через пару метров таким же методом разжился стрелами, выдёргивая разом три из очередного недвижимого тела на земле.

Почти всегда те, кто отвечал за мороки и выведение противников с их помощью из строя, представляли из себя абсолютно неумелых воинов. Они не могли идти в ближний бой, основывавшие свои атаки на возможности держаться в стороне и не попадаться под прямой огонь, поэтому ифрит с Эммерихом оказывались в примерно одинаковых позициях. Тави хотелось в это верить – стрелком он был неважным, но понимал, что подобраться на расстояние, достаточное для удара мечом, и остаться в живых, являлось несбыточной мечтой.

Некоторые опасения все же оставались и только лишь усиливались по мере того, как он продвигался ближе к своей цели. Это были ифриты. Намеренно они делали подобное или нет, но за то недолгое время близкого знакомства, что у них было год назад, смогли убедить многих, если не всех, в том, что имеют в рукавах слишком много козырных карт.

Их маг мог оказаться сносным воином ближнего боя, или был бы способен морочить голову другим и одновременно защищать себя. Рядом с ним могли находиться те, кто отвечал исключительно за его целостность, но внутренний голосок подсказывал Эммериху, что у высших чинов имелась та разрушительная в своей сущности гордость, которая побуждала действовать самостоятельно. У них были подчинённые, но всех их ифриты швыряли в самое пекло битвы, сами оставаясь в стороне до того момента, пока ситуация не потребует прямого вмешательства.

Боль в ладони начала постепенно утихать, но, не рискуя довериться самому себе полностью, тави с силой сжал кулак, впиваясь пальцами в рану и вызывая новый спазм. Подобное ранение могло помешать выстрелу, но хуже бы он, и без того экзамены по стрельбе в армии сдававший лишь чудом, не сделал.

На достаточном для выстрела расстоянии отпустив поводья, мужчина крепче сжал коленями бока своего коня и, прицелившись, на пару секунд задержал дыхание.

Гринд любил в старые времена посмеяться над ним, легко ударяя под локоть со словами о том, что руку, держащую стрелу, нужно выпрямлять полностью. Сил на это хватало, но не всегда доставало терпения, чтобы как следует прицелиться, и он в те года каждый раз надеялся, что выстрел окажется ровным просто, потому что будет сделан с большим усилием.

Отчасти на это уповал и теперь. Прищурив один глаз, прицелился и, не мешкая, отпустил с глухим звуком хлопнувшую тетиву. Стрела, вращаясь в воздухе, резко метнулась вперёд, за ней, не давая возможности самому себе выдохнуть, выпустил следующую. Вторая добралась до цели, вонзаясь рослому ифриту в плечо.

Огненный пошатнулся по инерции, но будто и не заметил ранения. Накладывая на тетиву третью, последнюю из имевшихся, стрелу, Эммерих мысленно взмолился всем богам, в которых прежде никогда не верил.

Ему стоило бы, если выживет, добраться до Пантеона и хотя бы попытаться помолиться всерьёз. Третья стрела, выпущенная со всеми силами, что имелись, просвистела в воздухе и достигла своей цели.

Окрылённый собственным успехом, он невольно расслабился, со смешком опуская лук и берясь одной рукой за поводья, чтобы вернуть себе контроль над скакуном. Верил в собственный успех ровно до того момента, пока плечо не пронзила раскалённым штырём боль, после которой мир схлопнулся, уменьшаясь в секунды до размеров песчинки. Оглушающие цвета, запахи и звуки вернулись так же резко, как исчезли, и вместе с ними вернулось осознание, что он оказался на земле перед солдатом в крылатых доспехах, уже занёсшим меч для решающего удара.

Прежде, чем тави успел попрощаться с жизнью, его за шкирку, словно неразумного котёнка, подхватила чья-то крепкая рука. Усадила на спину нёсшегося на полном ходу коня, и единственное, что разум сообразил сразу, так это необходимость схватить поводья.

Поверить в божественный промысел не позволил звук затрещавшего от силы натяжения лука за спиной, и, обернувшись, Эммерих не смог сдержать удивления.

– Ровнее держи, генерал,– не уделяя ему никакого внимания, огрызнулся юнец, с которым они встречались у Гринда в поместье, а затем и на поле боя.– И давай ближе к нему.

Первые пару секунд тави только в изумлении пялился на того, от кого ещё с прошлой встречи не знал, чего ожидать, но потом мысли вернулись в нужное русло. Наёмник, на чьей бы стороне он в этот раз ни играл, с одного выстрела расправлялся с каждым противником на их пути. В отличие от самонадеянного генерала, у него были все шансы попасть точно их «белке» в глаз.

Несмотря на боль в ладони и плече крепко взявшись за поводья, Эммерих заставил коня повернуть направо.

6.

Белет, замерев, напомнил на пару секунд пустынного сурка, увидевшего опасность. Прищурился в ту сторону, где развернулась битва, и по итогу с усмешкой упёрся руками в пояс.