Некоторые наши ученые-филологи усмотрели в постановке вопроса о критике Веселовского своего рода кощунство. Было даже высказано мнение, что, если не пересказывать Веселовского, надо закрыть курс теории литературы. Так говорить – значит забыть о том, что кроме Веселовского в наше время в области литературоведения прежде всего имеется большое наследство в виде революционно-демократических исследований, работ Ленина по вопросам литературы, работ Горького и ряда исследований наших, советских литературоведов»[1675].

Министр высшего образования С. В. Кафтанов, известный интеллектуал и любитель литературы[1676], был более резок в своих оценках:

«Большим пороком являются все еще не изжитые элементы раболепия и низкопоклонства некоторых наших ученых перед буржуазной наукой и культурой.

Низкопоклонство перед всем зарубежным воспитывалось веками в среде интеллигенции правящими классами царской России, оно активно поддерживалось также господствующими классами иностранных государств, стремившихся духовно и экономически поработить царскую Россию.

Элементы низкопоклонства перед буржуазной наукой и культурой имеются и в среде некоторой части советской интеллигенции. ‹…›

Преклонение перед Западом в области литературоведения, а также театроведения во многом связано с формалистическими элементами теории А. Н. Веселовского и особенно его эпигонов, которые в своей литературной практике широко пользуются порочным методом сравнительного анализа.

Вместо того, чтобы искать в искусстве отражения жизни и самой жизнью объяснять мотивы искусства, эти горе-литературоведы предпочитают оставаться в пределах литературных сопоставлений и ищут сходные образы и мотивы в произведениях западно-европейских авторов. Эти сравнения сводятся к замаскированному утверждению, будто бы русская литература является подголоском литературы Запада. Естественно, что подобная теория кабинетного творчества не имеет ничего общего с творческим методом советской литературы – социалистическим реализмом.

Мы не отрицаем заслуг А. Н. Веселовского в развитии русской филологии, но мы должны критически отнестись к его наследству, понять ошибочность его методологии. Особо сильный огонь критики должен быть направлен против подражателей Веселовского, отражающих его ошибочные взгляды.

Руководствуясь антинаучным методом сравнительного анализа, формалисты доходят до того, что творчество Грибоедова они рассматривают как результат влияния Мольера, творчество Пушкина как результат влияния Вольтера, Парни, Байрона, Шелли, Вальтер Скотта и многих других западных писателей.

Губительное влияние формалистического метода в литературоведении полностью сказалось, например, на работе проф[ессора] Нусинова о творчестве Пушкина, которого он в своей путанной, противоречивой книге низвел до роли подражателя творчеству западноевропейских писателей.

Это неуважение к родной литературе, непонимание ее самостоятельных путей развития, ее самобытности приобретает иногда и другую форму. Последователи формалистического “сравнительного метода” берут творчество гениального русского писателя и сопоставляют его с творчеством второстепенных русских писателей той же эпохи, механистически подбирая параллели из творчества второстепенных писателей к произведениям великого мастера.

Так, проф[ессор] Эйхенбаум в своей работе о Лермонтове механистически подобрал параллели чуть ли не к каждой строчке лирики гениального Лермонтова из второстепенных поэтов лермонтовской эпохи. Великий Лермонтов в изображении Эйхенбаума стал выглядеть плагиатором, ловко обокравшим своих меньших собратьев.

Во всех приведенных случаях антипатриотическое отношение к русскому искусству и литературе связано с непониманием подлинной природы художественного произведения, с буржуазными теориями и методами исследования.

Рекорд низкопоклонства побил Леонид Гроссман в своей книге “Театр Тургенева”. Известно, что Тургенев презирал искусство кабинетное, питавшееся другими искусствами, а не жизнью. И вот драматургию такого писателя Гроссман чуть ли не целиком сводит к западным образцам. “Историческая линия развития тургеневского театра, – пишет Гроссман, – идет от Байрона и Альфреда де Мюссе к Оффенбаху и Лекоку”.

Таковы “перлы” книги Гроссмана, пронизанной низкопоклонством перед Западом и неуважением к родному искусству. Можем ли мы спокойно относиться к такого рода “обобщениям и выводам”, которые принижают великих гениев нашего народа?

Нет сомнения в том, что подобное “творчество” найдет самое суровое осуждение со стороны нашей общественности. Мы должны восстановить историческую справедливость и поднять роль ваших величайших деятелей науки, техники, литературы и искусства как прошлого, так и настоящего.

Задача профессоров и преподавателей состоит в том, чтобы во всей полноте освещать в лекциях, учебниках, научных трудах великие достижения нашей русской культуры и на этих достижениях воспитывать у нашей молодежи великое чувство советского патриотизма.

Наша страна стоит во главе всего прогрессивного мира. Вступление СССР в полосу завершения строительства социализма и перехода к коммунизму означает новую ступень в повышении материального и культурного уровня народа.

Гарантией успеха дальнейшего движения вперед советской науки и техники и культуры является прежде всего то, что во главе культурного строительства, как и в области всего социалистического строительства, стоит величайший ученый нашего времени – товарищ Сталин.

Советский народ под руководством большевистской партии, под руководством своего великого вождя и учителя товарища Сталина уверенно идет по пути дальнейшего расцвета экономики, культуры и могущества нашей Родины, по пути к коммунизму»[1677].

После такого выступления С. В. Кафтанова – министра высшего образования СССР, председателя ВАКа, кандидата в члены ЦК ВКП(б) и т. д. и т. п. – дальнейшая «дискуссия» была пустым делом. Но механизм ее, запущенный в августе, еще работал, и подписанный в печать 10 декабря двенадцатый номер журнала «Октябрь» вышел в конце месяца в свет. Он, кроме прочего, содержал четыре выступления о роли А. Н. Веселовского – они-то, если бы не предварялись приведенными выше заявлениями, как раз укладывались бы в рамки термина «дискуссия».

Первой шла статья академика В. Ф. Шишмарева «Александр Веселовский и его критики» – достаточно сдержанная и академичная, содержащая преимущественно опровержения печатных выступлений В. Я. Кирпотина. Заканчивал ее академик словами:

«Говоря о Веселовском, Горький называл его “наш знаменитый Александр Веселовский”. Такие мысли побудили нашу Академию наук посвятить дате 100-летия со дня рождения замечательного русского ученого особое заседание и возобновить издание полного собрания его сочинений. Конечно, каждый понимает, что от Веселовского нельзя требовать того, чего он дать не мог. Но каждого читающего его и сейчас захватят широта охвата предлагаемого читателю материала, творящаяся как бы на его глазах работа над ним, горячий темперамент искателя истины, строгий учет фактов, вплоть до самых мелких, острая критика гипотез, выводов, оригинальное разрешение целого ряда труднейших и сложнейших историко-литературных вопросов, подлинный демократический пафос исследования и совершенно исключительное мастерство исторического анализа фактов, которые он видит перед собой во всей их живой многогранности и взаимосвязи. “Уважение к именам, освещенным славой, есть первый признак ума просвещенного”, – говорил Пушкин»[1678].

Еще более основательной кажется помещенная тут же статья В. Б. Шкловского «Александр Веселовский – историк и теоретик», где автор быстро, буквально хирургически отделяя А. Н. Веселовского