становления я провела в глуши. Взглянув на мириады звезд (наверное, тех же, что каждую ночь представали моему взору в детстве), я невольно поежилась. Несколько минут тишину нарушало лишь жужжание насекомых да шелест в верхушках сосен, покачиваемых ветерком, – как вдруг раздался рев мотора и темноту ночи прорезал яркий свет фар.

Дженни (без всякой надобности – я бы и так ее заметила) погудела в клаксон, потом опустила окно старенького синего «ситроена» и высунула голову:

– Ку-ку! – французский акцент у нее был вполне убедительным.

Помахав ей в ответ с неподдельным воодушевлением, я взяла в руки чемодан. Она потянулась и открыла дверцу со стороны пассажира. Я совершенно неэлегантно забралась в машину. Из потрескивающей магнитолы доносились звуки фортепиано Телониуса Монка.

Она повернулась и посмотрела на меня.

– Божечки мои, да ты же вылитая… – тут она сглотнула и, взяв себя в руки, продолжала с напускной веселостью: – одна моя давняя подруга, – пояснила она со смешком. – Господи, я будто бы привидение увидела! Прости, – она легонько похлопала меня по руке. – Старость не радость, да? Дженни, рада познакомиться!

– Лия, – улыбнулась я в ответ. От нее будто бы волнами исходила доброта, и в ее обществе мне необъяснимым образом сразу же стало легко.

Дженни была хороша собой – густые седые волосы собраны низко на затылке в небрежный узел; породистое, очень выразительное лицо. На ней был заношенный свитшот под горло, нитка янтарных бус и серебряные сережки. Руки, державшие руль, – крупные и в то же время элегантные; словом, практичное сочетание.

– Ну, как доехала? – в ее устах вопрос прозвучал искренне, без ноток фальшивой вежливости.

– О, замечательно! – ответила я. – Обожаю поезда. Люблю смотреть в окно – как меняется и перетекает один в другой пейзаж. Так медитативно… гедонистически… – я вдруг испугалась, не слишком ли пафосно и претенциозно это звучит, но она с жаром согласилась – впоследствии мне доведется не раз наблюдать у нее подобную реакцию.

– Я тоже люблю сухопутные путешествия – и до сих пор мне везло. Прошла старой тропой хиппи, когда это еще было возможно, объехала автостопом и поездом всю Европу и Ближний Восток.

– Ого!

– Ага. Мы с Брайаном – это мой муж – отправились в путешествие сразу после свадьбы, в 1976-м. И пропустили самое жаркое лето в истории Великобритании, представляешь? До сих пор обидно, – рассмеялась она. – С Брайаном я тебя сегодня познакомлю – он тоже здесь, вместе с нашим сыном Томом.

– А как вышло, что вы все дружите с Майклом и Анной? – спросила я.

– Мы с Мики вместе учились в Оксфорде (в каменном веке), и с тех пор мне так и не удалось от него отделаться, сколько ни пыталась! – тут она, сощурившись, наклонилась вперед: – Чертовы проселочные дороги!

Впереди, выхваченный из полумрака светом фар, маячил дорожный указатель: «Сен-Люк-сюр-Мер».

– Так, отлично, это наша деревушка – я еще не выжила из ума! – она рывком вновь завела мотор. – Скоро ты услышишь шум моря!

Деревня, по словам Дженни, состояла из небольшой площади, двух кафе (Café de la Poste и Le Bastringue), пивной, табачного киоска, булочной, почтового отделения и – сразу за мемориалом павшим воинам – газетного киоска. На вершине холма, откуда открывался вид на море, возвышалась церковь, а километрах в восьми от городка располагался супермаркет Carrefour.

– Девять месяцев в году это место совершенно безлюдно – я бы даже сказала безжизненно, – заметила Дженни. – Но летом его просто-таки наводняют туристы. На поезде можно быстро добраться до Монпелье или Марселя, а вдоль побережья – множество очаровательных городков, куда вполне можно доехать даже на велосипеде.

Дом стоял чуть в стороне от деревни, посреди небольшой долины, куда с трудом можно было проехать на машине (Дженни, при всей своей непосредственности, справилась с этим мастерски). С главной дороги он был практически невидим за густыми зарослями сосен, чей сладковатый аромат, подхваченный соленым морским бризом, кружил голову.

– О боже, это ведь сон, да?

Дженни согласно кивнула:

– Кусочек рая, – пробормотала она, резко выкручивая руль, чтобы вписаться в поворот. Наконец показался дом – серебряный в лунном свете, с едва различимыми в темноте окнами в свинцовом переплете, ставни настежь распахнуты, фасад, выкрашенный белой краской, оплетен плющом.

Измученный мотор издал последний тяжкий вздох – и смолк; в наступившей внезапно тишине меня охватило беспокойство. Я представила их всех за обеденным столом или во внутреннем дворике, с бокалами спритца – Майкла, Анну, а теперь и Брайана с Томом. Представила, как они предаются общим воспоминаниям, обмениваются шутками и историями о том, что случалось с ними в городах, где я никогда не бывала, говорят о выставках и вечеринках у друзей. Никогда не отличаясь особой робостью, я всегда очень чутко улавливала малейшие признаки неловкости в общении. Подавив нервозные ожидания, я вежливо улыбнулась Дженни:

– Спасибо вам большое, что встретили меня.

– Да не за что, – жизнерадостно отозвалась та. – А теперь – пойдем чего-нибудь выпьем!

Я кивнула – надеясь, что со стороны это будет воспринято как энтузиазм, – и повернула хилую ручку дверцы автомобиля.

Дженни повела меня за собой на задний двор («Мы никогда не входим через главный вход»), и едва мы оказались в патио под деревянным навесом, увитым вьющимися растениями, прохладный ночной воздух вдруг огласили звуки музыки. Я узнала мягкий голос Джона Мартина. На столе еще громоздились остатки ужина, но дверь конюшни была распахнута настежь, и, подойдя ближе, мы услышали голос Анны. Я внутренне приготовилась.

Задняя дверь вела прямиком на кухню, и у меня сжалось сердце – насколько точно ее обстановка соответствовала моим ожиданиям: ряды старинных горшочков и кастрюлек, неровная терракотовая плитка, общее ощущение почти что заброшенности. Обшарпанные каменные стены испещрены трещинками; по поверхностям, нишам, закуткам мечутся тени.

– Ку-ку! – вновь пропела Дженни, кладя ключи от машины на кухонный стол.

– Вернулась! – воскликнула Анна, возникая в дверном проеме пару секунд спустя.

За те несколько недель, что мы не виделись, она приобрела шикарный загар и просто светилась той здоровой энергией, какую редко увидишь у городского жителя. Анна заключила меня в крепкие объятия, звеня украшениями и сладко благоухая инжиром.

– Apéro?[98] – спросила Дженни – под общие одобрительные возгласы.

– О да! – вставила я – пожалуй, даже с чрезмерным подъемом. Опохмелиться и для смелости, так сказать.

Приготовив напитки, мы отправились в гостиную – которая тоже оказалась в точности такой, как я себе представляла. В центре стоял огромный старинный проигрыватель, встроенный в стеллаж из полированного дерева, в окружении стопок пластинок. Стены из необработанного камня, потрепанные разномастные диваны и массивные кресла, укрытые оранжевыми и оливково-зелеными покрывалами. На полках – ряды потрепанных книг в мягких обложках.

Когда мы вошли в комнату, трое мужчин прервали свою беседу, и я слегка смутилась, – пока один из них (очевидно, Брайан) не подошел и не сжал мою ладонь так же тепло, как прежде – его жена. Он был невысокий и плотно сложенный, с седой бородой и морщинками в уголках добрых голубых глаз. Говорил он слегка растягивая слова, с мягким юго-западным выговором. Рядом с ним стоял Том – коротко стриженный, на вид лет тридцати пяти, с маленьким серебряным колечком в правом ухе. Двигался он грациозно, как танцор, и был из тех, кто часто и охотно использует слово «интересно» и руками будто бы иллюстрирует собственную речь.

Майкл устроился в кресле в углу комнаты и выглядел слегка раздраженным. Я подошла к нему, чтобы поздороваться, и выражение его лица чуть смягчилось.

– Нормально добрались? – спросил он, легонько целуя меня в щеку.

Я почувствовала на себе чей-то любопытный взгляд – это Дженни наблюдала за нами с другого конца комнаты. Осуждает, поняла я, садясь на один из старинных диванов рядом с Томом, который, как выяснилось, снимал документальное кино (эти люди никогда не бывают ни бухгалтерами, ни телемаркетологами). Он тоже собирался пробыть здесь до конца месяца и потому сдал свою комнату на Семи сестрах[99] в субаренду – чтобы накопить денег на «свой новый проект».

– Потом сюда приедет Кларисса, за ней Лоуренс – ну и тот, кого он с собой привезет.

– А может, это будет девушка? – заговорщицки-игриво подмигнула Анна.

– Это вряд ли, – буркнул Майкл, до того сидевший молча. – Их он домой не приводит.

– Неправда, – возразила Дженни. – Лиза пробыла у нас довольно долго. А как же та девица, которая делала украшения в виде рыбок?

«Прекрасная идея, надо будет обязательно рассказать Эмме», – отметила я мысленно.

– Тэбби. Она долго не продержалась, – вздохнула Анна.

– Это та потрясно шикарная штучка? – спросил Том.

Я подавила скептический смешок и случайно поймала взгляд Майкла. На мгновение мне показалось, что он разделяет мои чувства.