Но, при всей своей пошлости, эта поговорка льстила его мужской силе - и, естественно, самолюбию. И неспроста девушка ее ввернула, и девушка сама далеко не проста...

Да и откуда им взяться, простым и бесхитростным, среди дочерей Скульптора!

Рифейну теперь понимал, что все покаянные слова Нангуты всего лишь лукавство – и ждал, куда же она вывернет.

Во всяком случае, ничего в ее стремительной походке не говорило о женском недомогании. Да и утром она упорхнула с ложа легкой козочкой, а не ковыляющей уткой.

- Окажи честь, прими на ложе мою младшую сестру, Нисию, возьми ее девичью кровь!

Вот оно что!

И с этим обычаем Рифейну тоже был знаком.

Дети Волка не очень ценили девственность Волчиц - и только достоинством невесты считалось ее доказанное плодородие. Это вообще распространено среди малых народов, где каждый ребенок – желанная драгоценность, а женская сила выражается в детолюбии и чадопроизводстве.

Но вот выбор первого мужчины был делом очень ответственным.

Никто в Степи не сомневался, что чем сильнее, красивее и здоровее был первый мужчина девушки - тем лучше для всех последующих ее детей. Впрочем, такое же поверие царило среди имперской знати, но там из него вывели совсем иной обычай – «право первой ночи», дарованное феодалу по его привилегии сюзерена и благородного рождения. Дворяне Империи таким образом улучшали челядь.

Как бы то ни было, обычай «вручить девичью кровь» знаменитому или просто сильному воину осуществлялся среди Детей Волка даже чаще, чем традиция «разбавлять кровь». И тот и другой «сюрприз гостеприимства» были мудрыми жизненными правилами, благословенными временем и решающими одну главную задачу - здоровые и сильные дети в клане, а значит - здоровый и сильный клан. Слабый не сможет удержать дары судьбы и призы удачи - оттого Судьба и Удача любят лишь сильных.

Что мог ответить Рифейну?

Само предложение было честью, а отказ оскорблением...

***

В то время как Рифейну в своём шатре принимал увлекательное предложение от дочерей Скульптора, сам отец и хозяин оазиса вновь направился к темнице новой рабыни.

Шёл он неторопливо, наслаждаясь павшей на Степь ночной прохладой и кисловатым вином Юга.

Оно было не слишком популярно в Халифатах, там предпочитали густые сладкие вина. А вот Скульптор за десятилетия жизни в Султанате так и не смог привыкнуть к их приторной сладости. Поэтому предпочитал либо вина Северной Империи, либо с дальнего прибрежного Юга. И те и другие были прозрачны, слегка кисловаты и оттого хорошо утоляли жажду, оставляя разум чистым, а ноги - лёгкими. Но более всего он ценил послевкусие, которое было невероятно богатым: вяжущая терпкость смуглой кожицы ягод, яркий цветочный нектар, и - почему-то - солёная йодистая свежесть морского простора.

Это послевкусие будоражило его, как в юности, пробуждало вдохновение магии - и от того разбегались в стороны, как тончайшие щупальца, невыразимые ощущения, шепчущие ему о движении проводников в толще песков и сонливом равнодушие рабочих буйволов в пещере, обрушении лавины в дальних горах и движении в высоте Повелителей Ночи - тройки ярких лун. Он слышал, как растут барханы, и ощущал удовлетворенное оцепенение сытой змеи, неторопливо переваривающей упитанного тушканчика.

Патрум любил это замечательное чувство единства с Миром, когда можно было одновременно ощутить себя частью и центром, внимать - и повелевать.

К темнице он подошёл в замечательном настроении.

***

Скульптор был доволен. То, что он услыхал вчера от Первого Предка, со всей очевидностью говорило - оседлая и стабильная часть его жизни снова близится к окончанию.

И это радовало.

Предсказуемая повседневность рачительного хозяина и неспешное воспитание заказных рабынь - это уже давно приелось. Неспешная жизнь, неспешное ленивое любопытство к магии. Всё это заставляло чувствовать себя старым, но тело не хотело с этим соглашаться - тело было молодо и здорово. Хотелось вновь, как в прежние времена, трудных дорог и сражений, сильных чувств, дальних стран, новых открытий...

***

Путь к темнице вёл в глубь горы, но создатель и темницы и горы прошёл его не нуждаясь в свете. Построенные его собственной магией стены и ступени надёжно вели его, и не потерпели бы постороннего присутствия.

У самой решётки он не стал утруждать себя возней с огнивом и просто приказал зажечься масляной лампе, так и дожидавшейся на каменной притолоке.

Пока рабыня пыталась проморгаться от света, больно ударившего по глазам, Скульптор в несколько громких глотков допил столь радующее его вино и поставил кубок рядом с лампой.

Сегодня рабыня выглядела намного хуже - и это не считая окаменевших до локтей рук.

Глаза ввалились, а под ними залегли черные тени. Пересохшие губы потрескались и кровоточили, воспаленные глаза, обожженные светом, болезненно моргали и щурились.

Но внимание Скульптора сосредоточилось на слизняке, которого он прикрепил к груди рабыни. Края неведомого существа подсохли, потемнели и завернулись, как у опавшего листа, но центральная часть так же прочно держалась на коже рабыни.

Скульптор усмехнулся.

- Я вижу, ты пыталась отравить оставленного мною сторожа своим потом? Хорошая попытка. Но ты же понимаешь, что это равнозначно признанию, что ты не простая девушка, пусть и из очень богатой семьи. Кто ты?

Голос, прорвавшийся из пересохшего рта, был едва слышен, зато не оставлял места для игр с интонациями.

- Меня зовут Озма и я из Белой Семьи Магов Северных Гор. Освободи меня из камня и я буду служить тебе.

- Нет.

- Что «нет»? - из последних сил воскликнула несчастная.

- Всё нет. Неправильный ответ. И поэтому камень продолжит поглощать тебя. Ты будешь служить - или как рабыня, или как каменное изваяние. ТЫ! ПРИНАДЛЕЖИШЬ! МНЕ! - каждое слово он вбивал, как гвоздь. - И будешь принадлежать настолько, сколько я сочту нужным, и служить так, как я пожелаю. У рабыни не спрашивают ни желания, ни согласия.

И добавил задумчиво, словно пробуя на вкус: «Да и не может клейменое мясо зваться Озмой Хранительницей Традиции, слишком длинное имя для ничтожной рабыни».

И отметил про себя, что рабыня даже не заметила, что он употребил её прозвище, которого бы не должен был знать. Хороший признак, рабыня истомлена, надлом близок...

***

Рифейну привез ему роскошный подарок - не иначе, Первый Предок надоумил. Седой Волк знал о безуспешной погоне Скульптора за знаниями Белых - а знания Белых