Голощёкин считал, что оказался в непростом положении, и в 1926 году рассказал о связанных с ним трудностях в письме, которое отправил в Москву, члену Политбюро Вячеславу Молотову. Голощёкин писал, что реальная власть в республике принадлежит казахским «эксплуататорам», известным как баи: «Совет фиктивен. Действительная власть в руках аткаментов и лично Председателя Совета, которые являются агентами и ставленниками бая. Бай господствует и подчиняет всех вплоть до коммунистов в ауле (впрочем[,] связь бая распространяется дальше[,] до ответработников губерний и даже краевых)». В целом, заключал Голощёкин, в республике никто особенно не пытался ввести советскую власть. «Беззаконие, произвол, взятка, хищение и укрывательство (особенно в южных губерниях) господствуют вовсю». Как он сообщал, русское население, хотя и «заражено шовинизмом» по отношению к местному казахскому населению, может считаться не худшим, чем в РСФСР, а вот в кочевом лагере казахов, в ауле, все обстоит иначе: «Аульный коммунист технически и политически безграмотен; членских взносов не платит; партийных обязанностей не несет. Группируется по родовому принципу и больше всего слушается бая и главаря группы, никто его не воспитывает, не организовывает»254. По оценке Голощёкина, партия едва проникла в кочевую жизнь и с точки зрения социалистического развития казахи существенно отставали от русского меньшинства республики.

На Пятой краевой партийной конференции, прошедшей всего за несколько месяцев до красноречивого письма Молотову, Голощёкин выдвинул новые лозунги с целью преобразования Казахстана. В рамках политики очередности казахи, титульная национальность республики, получали приоритет в наделении землей. Представители других национальностей должны были наделяться землей в соответствии с временем прибытия в Степь: приоритет получали те, кто прибыл до 1918 года. А поселенцев, приехавших в Казахстан после 1925 года, Голощёкин лишил прав на получение земли – таким образом он пытался остановить нелегальную колонизацию Степи255. Заявив, что «Октябрь миновал аул», то есть кочевникам Казахстана еще только предстоит пережить Октябрьскую революцию, Голощёкин провозгласил «советизацию аула»256. Эта кампания была посвящена инициативам по внедрению партийности в саму ткань кочевой жизни: предусматривалось создание местных учреждений – Советов, милицейских подразделений и районных судов, а также таких населенных пунктов, как «административные аулы». Кроме того, эта кампания давала добро на дальнейшее этнографическое изучение казахского аула, включающее в себя исследование практик землепользования и родовых отношений.

Важнейшей целью советизации аула было уничтожение «отсталости», что могло означать все на свете – от введения западных медицинских практик до попыток сократить влияние родовых кланов. На Шестой краевой партийной конференции Голощёкин заявил, что партия должна принести в аул ложки, ножи и вилки, а другие члены партии добавили к этому списку мыло, табуретки и стулья257. Стремясь ослабить могущественные кланы, партия ввела такие меры, как земельная реформа, налогообложение богатых глав родов и наказания для тех, кто провоцирует межродовую вражду. Кроме того, прозвучал призыв помочь представителям «более слабых» родов258. Хотя долгосрочной целью было искоренение кровнородственных отношений, на этом этапе советская власть пыталась построить систему паритета кланов, чтобы поставить внутриродовые отношения под контроль партии259.

Несмотря на то что некоторые элементы кампании по советизации аула, такие как земельная реформа, были нацелены на ослабление социальных и экономических основ кочевой жизни, другие грани кампании парадоксальным образом прекрасно с этой подвижной жизнью сочетались. Под руководством Голощёкина партия в Казахстане разработала так называемые школы-передвижки, в которых учителя отправлялись в сезонную миграцию вместе со своими учениками. Также партия создала «красные юрты» и «красные караваны». Путешествуя вместе с кочевниками, активисты распространяли партийную пропаганду и обучали кочевников методам западной медицины. А кроме того, работали вместе с ними, стремясь повысить производительность животноводства. Тем временем статистики приложили огромные усилия, чтобы сосчитать кочевников Казахстана и впервые точно обозначить на карте места их жительства.

В общем и целом советизация аула напоминала кампанию «Лицом к деревне», проходившую среди крестьян РСФСР в 1924 году260. Изучая зорким оком сельскую местность, Москва стремилась снизить угрозу восстаний и беспорядков, исходившую от таких групп населения, как крестьяне или кочевники. Помимо этого, центр стремился таким путем собрать информацию о подвластном населении – и в сельскую местность поехали этнографы и агрономы. После ряда плохих урожаев власти беспокоились о снабжении страны продовольствием, и Москва желала узнать самый надежный способ получения от крестьян и кочевников хлеба и мяса261.

В 1920-е годы в рамках кампании по советизации аула было проведено множество новых исследований казахских аулов. Специалисты Центрального статистического управления республики работали над созданием карты населения Казахстана262. Этнографы собирали новейшую информацию о расположении и генеалогии различных казахских родов263. Зимой 1925/1926 года многие из этих же деятелей помогли провести первую советскую перепись населения. Некоторые из тех вопросов, на какие эти этнографы искали ответы, не отличались новизной, и некоторые из этих экспертов, например В.Г. Соколовский, успели поработать над этнографическим изучением Казахской степи еще во времена Российской империи, но теперь власти считали тогдашние исследования устаревшими. Жизнь кочевников изменилась за революционное время самым радикальным образом, и партия теперь нуждалась в ответах на гораздо более широкий круг вопросов264.

Однако эти этнографы столкнулись с проблемой: кочевников нелегко было сразу соотнести с категориями или единицами анализа, которые они, эксперты, использовали, изучая оседлый мир. Этнографы начали дискуссию о том, насколько полезны эти категории в приложении к кочевой жизни, а также о том, кáк достоверно измерить различные стороны кочевой жизни и кáк перевести их в форму статистики, чтобы они стали понятны планировщикам вроде Голощёкина. Например, чтобы начать перераспределение пастбищ кочевников – важнейший компонент программы советизации аула, – требовалось понять, как много земли использует кочевник. Вместе с этим этнографы поставили вопрос и об «оптимальном размере стада», или о точном количестве животных, которое нужно было для выживания конкретному кочевому лагерю.

Как обнаружили ученые, ни на один из этих вопросов не было четкого ответа. Кочевники двигались с места на место, вместо того чтобы обосноваться на каком-нибудь конкретном участке земли, который можно было бы измерить гектарами или иными условными единицами. Размер стада у кочевников мог сильно различаться в зависимости от того, по какой земле они шли, а также от таких стихийных бедствий, как засуха или джут. Наконец, состав стад у кочевников тоже сильно различался: некоторые аулы пасли крупный рогатый скот и овец, другие предпочитали верблюдов. Ученые пытались понять, должны ли аулы получать какие-либо льготы в зависимости от того, каких животных они пасут265. По подсчетам этих ученых, в большинстве регионов Советского Союза на одного человека приходилось примерно по одной корове.