С 8 декабря начались обыски, аресты и допросы «зиновьевцев», которые не были лично знакомы с Николаевым. 16 декабря были арестованы Зиновьев и Каменев. К 23 декабря выявленные и причастные к зиновьевской организации оказались под арестом. Всего в Ленинграде и области было арестовано 843 «зиновьевца». 17 января 1935 года Сталиным было подготовлено закрытое письмо ЦК ВКП (б) (оно датируется 18 января) «Ко всем организациям партии. Уроки событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова». В письме говорилось, что «идейным и политическим руководителем «Ленинградского центра» был «Московский центр» зиновьевцев, который не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве т. Кирова, но наверное знал о террористических настроениях «Ленинградского центра» и разжигал настроения». В письме все участники зиновьевской оппозиции обвинялись в том, что они «стали на путь двурушничества как главного метода своих отношений с партией… стали на тот же путь, на который обычно становятся белогвардейские вредители, разведчики и провокаторы». Зиновьевцы были названы «замаскированной формой белогвардейской организации, вполне заслуживающей того, чтобы с ее членами обращались как с белогвардейцами»[142].

В 1935 году глава НКВД Генрих Ягода совместно с прокурором СССР Андреем Вышинским отчитались о воссоздании[143] внесудебных троек «по рассмотрению дел об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях положения о паспортах» («милицейские тройки»). Также были образованы «тройки по СВЭ» (социально вредным элементам) и «обычные тройки».

Согласно приказу Народного комиссариата внутренних дел СССР от 27 мая 1935 года № 00192, тройки были образованы при всех управлениях НКВД. Их можно было организовывать только в краях, областях и республиках, подчиненных непосредственно центру. В состав тройки входили: председатель – начальник Управления НКВД или его заместитель, члены – начальник Управления рабоче-крестьянской милиции и начальник соответствующего отдела. Обязательным было участие в заседаниях прокурора. Тройки самостоятельно выносили приговор, руководствуясь правами, предусмотренными Положением об Особом совещании при НКВД СССР.

Решение тройки при отсутствии возражений прокурора приводилось в исполнение немедленно, а протокол направлялся на утверждение Особым совещанием НКВД. При наличии разногласий приведение в исполнение решения тройки приостанавливалось и дело переносилось на рассмотрение Особым совещанием НКВД.

Вскоре разгорелся конфликт между Вышинским и Ягодой. Последний был недоволен работой судебных органов, считал, что суды не справляются с возложенными на них задачами, упрекал их в отсутствии бдительности при охране революционного порядка и социалистической собственности, в волоките. Вышинский не ставил вопрос об упразднении Особого совещания. Он только пытался ограничить его компетенцию как административного суда, который рассматривал дела заочно, без свидетелей, а в ряде случаев – только на основании оперативных данных или заявления лишь одного свидетеля. Такой порядок, конечно, предполагал множество ошибок в ходе вынесения решений по делам. Некоторые из них рассматривались только на основании агентурных данных. В таких случаях прокуратура не имела права при опротестовании приговора освобождать этих осужденных. Легалист Вышинский вошел в жесткий клинч с адептом Права катастроф Ягодой.

Перенос акцента с революции на государство требовал хотя бы внешнего соблюдения законности. Поэтому эта разборка вышла боком Генриху Григорьевичу. К тому же репрессиям нужен был новый проводник. 25 сентября 1936 года И. В. Сталин и А. А. Жданов в шифрограмме, разосланной членам Политбюро, предложили необходимым и срочным «назначение тов. Ежова на пост Наркомвнудела»: «Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова. <…>…Снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно. <…> Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК»[144].

Ежов[145] возглавил НКВД 26 сентября 1936 года. Понимая, куда дует ветер, тут же начал копать под Ягоду и нашел «доказательства» его участия в так называемом правоцентристском блоке. В марте 1937 года Генрих Григорьевич Ягода был арестован (официально отстранен от должности наркома связи только в апреле), в 1938 году осужден и расстрелян. Сразу же полетели головы и самих головорезов команды Ягоды в НКВД.

8 апреля 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) во изменение своего Постановления от 28 октября 1934 года утвердило новое Положение об Особом совещании при НКВД СССР. Тройкам дозволялось заключать в тюрьму на срок от 5 до 8 лет лиц, подозреваемых в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, а также ссылать на срок до 5 лет под гласный надзор лиц, признанных общественно опасными. «Времени упущено очень много. Поэтому главная задача – в относительно короткий срок наверстать все упущенное в разгроме врага». Эти установки Н. И. Ежова, по сути дела, были призывом к повсеместному развертыванию массовых арестов граждан при отсутствии достаточных доказательств их виновности[146].

В итоге вся эта суета привела к трем московским процессам, хотя, по сути, это был один большой процесс. На скамье подсудимых оказались люди, которые были связаны с так называемой оппозицией. Дела рассматривала Военная коллегия Верховного Суда СССР. Оппозиционеров обвиняли в заговоре против Сталина, сотрудничестве с иностранными разведками, вредительстве в разных отраслях экономики, желании восстановить капитализм и других преступлениях.

Первый Московский процесс состоялся 19–24 августа 1936 года. На скамье подсудимых тогда оказались 16 участников «Троцкистско-зиновьевского террористического центра». Главными обвиняемыми являлись Зиновьев и Каменев. Помимо стандартных обвинений к списку добавились организация убийства Кирова и заговор против Сталина. Все 16 подсудимых были приговорены к смертной казни. 25 августа 1936 года приговор привели в исполнение.

Второй Московский процесс (по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра») прошел с 23 по 30 января 1937 года. На скамье подсудимых находились 17 человек[147], из которых 13 были приговорены к расстрелу.

Третий Московский процесс состоялся в марте 1938 года. Военная коллегия Верховного Суда решала судьбу 21 человека, которых обвиняли в причастности к «Право-троцкистскому блоку». На скамье подсудимых находились люди, которые не просто были у истоков Советской власти. Все они так или иначе сыграли важную роль в жизни государства: Генрих Ягода, Алексей Рыков, Николай Бухарин, Христиан Раковский и другие. В итоге в ночь с 14 на 15 марта 1938 года все, кроме Раковского, были казнены. Раковского расстреляли в сентябре 1941 года.

В июне 1937 года на скамье подсудимых оказалась группа высших офицеров Красной Армии, в том числе Михаил Николаевич Тухачевский, Иона Эммануилович Якир и Иероним Петрович Уборевич.

Все они проходили по «Делу антисоветской троцкистской военной организации» и были подчиненными главкома Троцкого во время Гражданской войны. В качестве «судей» выступили Семен Михайлович Буденный, Василий Константинович Блюхер, Николай Дмитриевич Каширин, Яков Иванович Алкснис и Елисей Иванович Горячев.

Подсудимые были признаны виновными и расстреляны. Правда, уже в 1938 году та же участь постигла и многих «судей». Выйти сухим из воды удалось лишь Буденному.

Считается, что приходили и за ним, но