Андрей позвонил буквально через несколько минут после этого разговора. Трубку я взял сразу.

— Да? — бросил я, приняв звонок.

— Марат, — недолгое молчание, я представлял, насколько сложно ему даются эти слова, как он выдавливает их себя, цедит одно за другим. — Я согласен на твои условия.

Я посмотрел на часы — значит пора подписывать документы и валить отсюда, оставив позади и девушку с оленьими глазами, и бескрайние, залитые дождём просторы. В ближайший месяц мое присутствие здесь будет не нужным.

Глава 20. Анна

На следующее утро пятно на прокладке было таким же ярко алым, как и вчера. Возможно, я уже потеряла свою беременность, но еще не готова была это признать. Тем не менее я вытерпела два укола в попу и забор крови на ХГЧ. Я буду спасать то, что во мне пряталось до тех пор, пока мне не докажут, что его уже не спасти.

Я была бедной родственницей, и остальные беременные смотрели на меня с жалостью. У них, у каждой, с собой было столько скарба, словно они сюда насовсем переехали. У меня ни телефона, ни зубной щетки, ни полотенца, ни трусов запасных. Но у меня пока еще были деньги, а так же умение договариваться. Поэтому одна из санитарок в обед следующего дня пробежалась по магазинам и все нужное закупила. Теперь у меня были и трусы, и щётка, но уверена — если бы пришлось, я бы так как есть лежала, столько сколько нужно. Я видела цель и не видела препятствий. Единственное препятствие, мой организм, который отчего-то не смог сразу подружиться с новоселом. И я — лежала. В прямом смысле слова лежала. Я договорилась и еду мне приносили в палату. Вставала я только чтобы сходить в туалет и торопливо умыться, потом ложилась снова, словно те несколько клеток могли просто выпасть из моей матки если я буду долго ходить.

— Ну что Анна Михайловна, — поприветствовал меня дежурный врач, парень лет тридцати, который судя по всему меня знал. — Лежим?

— Лежу, — согласилась я. — Как там мой ХГЧ?

Я его не помнила в упор, но в городе меня знали многие. Может, мы с ним в школе учились вместе, ровесники же.

— Пока на том же уровне.

— Это плохо?

— Это пока ни о чем не говорит. Завтра утром сдадим еще.

На подоконнике в палате был небольшой склад книг. Мои соседки по палате целыми днями пили чай и болтали, а я — читала. Читала и слушала их параллельно. И столько всего нахваталась из их бесед, что поняла — материнство подвиг. Отслойка плаценты, резус конфликт, тонус матки — самая малая часть, вершина айсберга. Эти девушки терпеливо, с улыбкой и попивая чай, буквально боролись за право родить своего ребенка, и если сначала они показались мне поверхностными, то сейчас я преисполнилась к ним уважением. Больше всего мое внимание привлекала одна из них, та у которой появился животик уже, оствальные были плоскими, как и я. У ее ребенка под подозрением был синдром, который вызывал сто процентную смерть ребенка в первый год жизни. Смотреть на нее мне было больно и страшно — она проходила обследование.

— Смотри не вздумай мне, — шепотом сказала я своему животу. — Давай без этого всего, а? Я тебя вон как тщательно сохраняю, будь добр, рождайся здоровым, а потом живи долго и счастливо.

Я беременна. Иногда я словно забывала об этом, а потом накатывало, размазывая и сокрушая осознанием. Я — беременна. Внутри меня человек. Плод жарких южных ночей, новый человек, сотворенный из моего и Марата начал.

Марат. О нем я тоже много думала, очень много. Как он отреагирует? Я была рада, что сейчас у меня нет телефона с собой. Я бы написала ему. Огорошила. А с такими вестями лучше поосторожнее. Во-первых лучше сказать при личной встрече. А во-вторых, прежде чем шокировать человека, нужно убедиться в своем состоянии. Да, я была беременна, но могла перестать таковой являться в любую же минуту, у сгустка клеток внутри меня было еще мало сил для борьбы, а моих могло не хватить.

— Он приедет, — сказала я животу. — Когда ты подрастешь и из плодного яйца станешь настоящим эмбрионом. Наберешь несколько грамм массы, так сказать. Когда ты отрастишь плаценту и пуповину. Когда твое сердце начнёт биться. Ты станешь сильным и уверенным, а степь зацветёт всеми красками. Тогда мы ему расскажем.

Рассказывать сейчас, когда у меня практически выкидыш — глупо. На следующее утро, и затем тоже, у меня брали кровь. Еще ничего не было ясно. Зато кололи мне кровоостанавливающее, прогестерон и витамины. Все это должно было укрепить мою беременность.

Андрей пришел на третий день. Я как раз успела принять душ, уложившись в пять минут и порадовавшись тому, что кровь из меня текла уже не ярко красная, а красно-коричневая, и еле-еле. Я заплела волосы в косу, залезла под одеяло открыв книжку, и тут он вошел. Ослепительно красивый и пахнущий весной.

— Нашлась, пропажа, — сказал он. Затем посмотрел на моих соседок. — Кыш отсюда.

И они вышли, змейкой, друг за дружкой, на меня поглядывая. Знали, кто Андрей такой. Еще бы, уверена, что у каждой муж на комбинате работает. Это меня не признали, я в последние годы тише воды, ниже травы живу.

Андрей прошёл в палату, зашелестел пакетами. Доставать начал мясные нарезки в вакууме, молочку, сладости и фрукты. На тумбе ничего не умещалось, поэтому ананас финальным аккордом отправился мне на кровать.

— Дядя с севера приехал, — хмыкнула я.

— Да я и есть дядя с севера. Только богатый очень. Ты чего здесь потеряла?

— У меня киста. Снова, как раньше были, несколько лет назад.

— Как кисту назовёшь?

Конечно же, разузнал все, но попробовать наврать с три короба стоило.

— Да может и не рожу, — ответила я. — Пять недель только, а уже кровотечение.

— Надо оно тебе? — спросил Андрей. — Женат же он. Уехал вон и поминай, как звали.

— Надо.

— Дура.

Я кивнула — дура, так и есть. Андрей сел на мою кровать, мы немного посидели молча.

— Как там комбинат?

Андрей поморщился.