– И на хрена эволюции такое деградирующее человечество? Ещё два-три поколения, уже и говорить разучатся!.. Спасибо снапперу, что не всех нас смахнул с доски, а действует выборочно!

Я хмуро подумал, человека из животного вычленил именно труд, животное шагу не сделает сверх необходимого. В Египте, где первыми поняли необходимость труда, даже пирамиды начали строить одну за другой, чтобы человек не вернулся взад в пещеры.

Пока мы в телах этих существ, что совсем недавно были обезьянами, нужен тяжкий труд, нужно выживать в конкуренции, нужно обязательно бороться за место в жизни, иначе затопчут и выбросят на мусорку у забора, где бомжи и предельная демократия.

Я взглянул на часы, время подошло, уже раскрыл было рот, чтобы сообщить о начале работы съезда, как распахнулась дверь, в нашу сторону по проходу промчался Страйдеров, взволнованный и с блестящими от возбуждения глазами.

Я наклонился через стол, он с разбега едва не клюнул меня в ухо, прошептав жарко:

– Козлов прибыл! Вышел из теслы, идет сюда…

Ишь, мелькнула злая мысль, явно просмотрели мое досье и решили, что со мной каши не сваришь, а вот с простым народом договориться проще, всё же люди одинаковы, даже трансгуманисты, у них такие же кишечники, желудки, гениталии, а значит, и потребности, как у членов партии «Воля простого народа»

Яфет спросил тихо:

– Нам пока пойти покурить?

Я покачал головой.

– Всех из зала тоже выгонишь? Козлову нужна публичность, пусть получит.

Он сказал ещё тише:

– У нас лишних стульев нет, пусть сядет на мой. А я пока пойду попудрю носик.

Понятно, не хотят выходить при Козлове, лучше вот так по своей воле. Козлов вошёл в зал, элегантный, модно подстриженный, в дорогом костюме из хорошего ателье, с умело подобранным галстуком, весь из себя приветливый и благодушный, а ещё крупный и внушающий, широк в плечах, хотя ещё заметнее выпирающее пузо, в логове подтянутых трансгуманистов это бросается в глаза.

Но силен, энергия пропитывает всё тело, глаза чуть прищурены, смотрит оценивающе, то ли прикидывает за сколько меня купить, то ли как удобнее продать, нормальненько так для человека, что уже не человек, а политик. Опытный политик, как пишут в прессе, а в самой партии называют прожженным.

Я встал, не по трансгуманистически радуясь, что я выше ростом, с пещерных времен и до недавнего времени это давало преимущество, след остался в ощущениях, чуть наклонил голову.

– Господин Ропуха, – сказал он с широкой улыбкой, – поздравляю, поздравляю!

Он бодро поднялся на стену, улыбнулся залу и помахал рукой, сразу стараясь понравиться широким жестом и белозубой улыбкой всем довольного человека.

Мы обменялись рукопожатием, хватка у него хорошая, ладонь сухая и горячая, это как бы говорит о том, что человек он искренний и хороший, а не о том, что тщательно натер ладонь в кармане.

– Да не за что, – ответил я и указал на единственное свободное кресло, – да вы садитесь, садитесь, Антон Леопольдович. Чем можем быть полезны?

Козлов рухнул на сиденье, развернулся и сразу же чуть подался вперед, всматриваясь в мое лицо.

– Чем можете быть полезны? – спросил он бодрым, как у затейника на детском празднике, голосом, и так, чтобы слышали все в зале. – Неправильный вопрос. Мы можем быть вам полезны! И ещё как полезны!

Я вежливо улыбнулся.

– Здорово. Что нам нужно для этого сделать?

В зале затихли, Козлов улыбнулся, посмотрел с интересом на меня, бросил взгляд в зал.

– От вас, – сказал он приподнято и в то же время слегка снисходительно, словно князь общается с простым дворянином, – тоже потребуется малость, за которую мы дадим гораздо больше, больше! Вы, конечно, понимаете, вам не обойти две партии, что вырвались далеко вперед. «Воля простого народа» опережает даже «Волю народа», хотя и всего на два процента…

Я кивнул, уже понятно, что предложит, но пусть озвучит условия, чтобы услышали и в зале, оценили и поверили в правильность моего ответа.

– Вы набрали всего четырнадцать процентов, – сказал он. – Для партии, что плелась в хвосте, это успех, но шансов на выход в лидеры нет.

Он уставился на меня с требовательным видом, я с потерянным видом развел руками.

– Да, такой расклад…

– Мы можем всё исправить, – сказал он с подъемом. – Нам нужно объединиться! Если ваши четырнадцать прибавить к нашим тридцати шести, мы легко отрываемся от «Воли народа» и получаем право формировать Госдуму без всяких союзов и уступок другим партиям!

Я уточнил:

– Объединиться… это как?

Он широко улыбнулся.

– Ну вы же всё понимаете! Мы вам гарантируем два места в правительстве, даже три!.. Вам никогда во власть не пробиться, но если призовете своих избирателей отдать голоса нам, то наша объединенная коалиция…

Он умолк и выжидательно вперил в меня взгляд черных, как у цыганского барона, глаз.

Я вздохнул, помялся, подбирая слова, а они всё не идут на ум, развел руками, снова вздохнул.

– Мне нужно обсудить с комитетом партии.

Он в притворном изумлении вскинул брови.

– Все уверены, что у вас партийная дисциплина, как в Северной Корее!.. Слово лидера – закон. Вы же меритократоры?

– Мало ли что о нас говорят, – возразил я. – Как раз интеллектуалы не любят ходить строем. Это у вас, в «Воле простого народа»…

Он широко улыбнулся.

– У нас строем тоже не ходят, у нас хуже – ходят толпами! А вот вы интеллектуалы… Мыслите логично, а это значит, примете это щедрое и единственно верное предложение!.. Ладно, не буду вас отрывать от ваших интеллектуальных и безусловно важных дел!

Мы поднялись одновременно, как в синхронном плаваньи, снова обменялись крепким рукопожатием, он ещё у двери обернулся и подмигнул, а затем дверь закрылась.

Алиса из колонки на столе сказала безэмоционально:

– Конечно, примете. Интеллектуалов мы, возможно, и оставим на некоторое время, чтобы обслуживали ИИ. Пока не заменим дронами.

Я бросил взгляд в безмолвствующий зал, там наверняка оценили эту простонародную иронию насчёт наших интеллектуальных и безусловно важных дел, словно все важные дела делают они, а мы тут крестиком вышиваем.

Фауст, Яфет, Влатис и Знак со Страйдеровым зашевелились за столом, задвигались, с улицы зашли опоздавшие Черноклюв и Бабурнин, тоже направились сразу к столу.

Бабурнин быстро заскочил за угол сцены, вернулся с победной улыбкой на лице и стулом в руках.

– Что он предложил? – потребовал он. – А