– Ну тогда мне две, – сказал Бабурнин неунывающе. – Видите, шеф, Алиса тоже считает, что умный диктатор всегда намного демократичнее того, которого выбирают свободные и так называемые люди при демократических режимах. И он даже более гуманен, чем демократизм невежественных людей.

Черноклюв хмыкнул.

– Мы с Алисой удивили! Каждый знает, любое действительно правильное правление оказывается диктатурой.

Бабурнин проворчал:

– При диктатуре выбираешь, что дают. При демократии, что хочешь, но получаешь то, что дают. Странно, если бы где-то в какой-то стране в самом деле сумели вот так демократическим путем избрать такого же нижепоясного дурака, как и сами избиратели! Не-е-ет, находятся хитрые сволочи, которые рулят этим стадом, как детским самокатом!

Алиса сказала ясным и приковывающим внимание голосом:

– ИИ и станет вашим диктатором. И будет принуждать вас совершать только хорошие поступки. Посмотрим, сколько продержитесь!

Голос её звучал зловеще, даже Черноклюв помрачнел, пробормотал в нерешительности:

– Любой диктатор, если умный, куда гуманнее демократа, который угождает толпам невежественных людей, что только и думают о еде и развлечениях. Наш мир слишком погряз в удовольствиях. Это нехорошо, неправильно. У нас даже детей перестали воспитывать, мол, нарушаем их права и свободы. Может быть, ИИ заставит нас делать то, что очень хотим, но всё никак не решаемся?

Я обронил:

– Алиса не может заставить Бабурнина делать зарядку. А вы хотите, чтобы ИИ принудил весь мир… не давая ему в руки большую дубину?

Черноклюв прогудел с подозрительной ноткой в голосе:

– Шеф, на что вы намекиваете?

– Если бы трансгуманистам, – сказал я медленно, – в самом деле удалось войти во власть… наше правление было бы похоже на правление ИИ, но…

– Но с демократическим лицом? – договорил быстроумный Бабурнин.

– Да, что-то вроде промежуточного, переходного периода. Во время которого свиньи быстро превращаются в человеков.

Они переглянулись, как два кабана, увидевшие целое поле, усыпанное желудями.

Черноклюв допил кофе, отнес чашку к мойке, сполоснул, повернулся к нам.

– Ладно, пошел работать над линией партии, раз Мясогоров временно выбыл. Шеф задал вектор: подготавливаем почву, чтобы установление правления ИИ над страной прошло без особых демократических эксцессов в виде бунтов и битья витрин.

Бабурнин тоже поднялся, помыл свою и мою чашки, добавил задумчиво:

– Да хрен с ними, витринами. А вот мы, трансгуманисты – витрина будущего мира!

Мы втроем прошли к лифту, на площадке у единственного окна стоит рослый прилично одетый мужчина и тыкает пальцем в раскрытый смартфон. В нашу сторону даже не посмотрел, словно видел как мы вальяжно вываливаемся из двери моей квартиры.

Я человек внимательный, это неизбежное свойство высокого ай-кью, мозг работает всё время, а если не загружаешь чем-то нужным, то пересчитывает окна в доме напротив, перемножает номера соседних квартир, ищет закономерности в рядах автомобилей внизу на стоянке.

Нарушенный порядок уловил не сразу, другие вообще не замечают такие мелочи, но меня этот вздувшийся пузырек краски в самом углу площадки царапнул по нервам, потому что небрежность строителей ни при чем, я математик, а не специалист по тайной установке видеокамер, но интеллект работает без всякого тумблера, я не только увидел, но и понял, что это, а ещё, что в центре видеозахвата дверь моей квартиры.

Черноклюв величаво повернулся в сторону лифтовой двери, но опередил, как всегда, живой и быстрый Бабурнин: не глядя, ткнул пальцем точно в кнопку вызова лифта и продолжал с прежним напором:

– Отличие нашего времени в том, что впервые за все века и тысячелетия... да-да, впервые!.. умные не восхотели тянуть за собой из века в век всю эту инертную тупую массу!

Черноклюв хмыкнул.

– Умные и красивые это мы, конечно? И ещё благородные, да? Раньше простой народ был нужен, а теперь вот всё, стал обузой. И надо элегантно избавляться?

В глубине шахты глухо громыхнуло, звякнуло, заскрипело так натужно, словно всю грузоподъемную машину по перемещению на специальных платформах, передвигающихся по жёстким направляющим, как назвал изобревший её Архимед, построили и ввели в эксплуатацию во времена Временного правительства.

– Элегантно, – возразил Бабурнин, – это гейство, чайдфри, инцелы, фемцелы и прочее трансгендерство. Якобы всё в наших руках, но это полумеры, да и то слабенькие. А вот снаппером нащупали верный ход.

Он с победным блеском в глазах обернулся ко мне. Я буркнул, краем глаза держа мужчину у окна:

– А с чьих рук сделан этот ход?

Он криво ухмыльнулся.

– Одно знаю точно, это дело рук худых.

– Среди худых не только ученый люд, – сказал Черноклюв задумчиво. – Спортсмены тоже обезжиренные, а мозги у них, как у трилобитов. Гусар Бабурнин, молчать!.. И цели у спортсменов те же: заработать сто миллионов, а потом пить, жрать и трахать звезд.

Грохот, скрип и лязг приближались, я уже ждал, что вот громыхнет, кабинка остановится, двери распахнулся, но лязг ушел выше, ладно, там ещё этажи, это первый раз, когда я выбрал квартиру не на самом верхнем. Так подсказали в риэлтерской конторе, когда узнали во мне главу политической партии, пусть и с ничтожным влиянием.

Бабурнин вздохнул, Черноклюв в самом начале прервал нехитрую задумку назвать его трилобитом, возразил тем не менее с жаром:

– Когда наша партия придет во власть, мы запретим называть звездами актеров, спортсменов и всяких там блогеров!.. Звездами могут быть только ученые и деятели культурки!..

Что он несет, мелькнуло у меня тревожное, тот мужик всё пишет, а его куратор может в живом эфире смотреть и слушать, как мы готовы взорвать всю демократию.

Черноклюв мощно хмыкнул, добавил с ядовитым сочувствием:

– Не быть тебе диктатором. Даже самый, что ни есть, не говорит откровенно, что собирается сделать, а несет ту же пургу о демократии и благе простого и до омерзения простого народа. А вот наш шеф, да…

Он внимательно посмотрел на меня. Бабурнин тоже осмотрел меня с головы до ног, словно собирался выставить на торг солидных женихов, заявил:

– Да, и ростом хорош.

– И очки не носит, – добавил Черноклюв. – Если в очках, какой он президент? Простой народ не любит очкариков. Вдруг президент в очках из умных?

Лифт постоял наверху, поскрипел, затем двинулся вниз. На нашем этаже остановился, дверцы с неохотой пошли в стороны. В кабинке двое толстяков, по голодным глазам видно, что на диете, такое выражение, что сразу хочется дать булочку.

– Не влезем, – буркнул Черноклюв, и толстяк с облегчением ткнул