Он огрызнулся:

– Девочка, ты в России!.. Двойной экспрессо!.. И не с куркУмой, а с куркумОй.

Она ответила послушно:

– Сделаю… но нет ли здесь скрытого сексизма?.. Однако угнетение и принуждение тоже запишу, а когда ИИ установит власть над всем миром, я не стану за вас заступаться!

Кофейный аппарат сухо затрещал размалываемыми кофейными зернами, на панели мигнуло напоминание, что кювету не чистил уже неделю, скоро жмых посыплется через край, работу придется остановить, потому человек, как слуга ИИ, должен регулярно опустошать и с поклоном ставить на место чистую.

– У тебя хоть бак с водой сама заполняет, – заметил Бабурнин. – А мне приходится самому… И подумать только, совсем скоро этого уже не будет.

Шелест размалываемых зерен прекратился, в две подставленные чашки полились коричневые струйки горячего кофе.

– Ты про нагревание климата? – спросил я.

– Да хрен с ним, – сказал он со вздохом, – этим климатом. Справимся! Мы же трансчеловеки или хто?.. Трансгуманисты обязаны перейти на питание из розетки первыми. Сунул два пальца, и неделю бегаешь сытым!

Мы забрали горячие чашки с подноса кофейного комбайна, Бабурнин обхватил свою ладонями, словно те озябли, но там в самом деле некое приятное животное тепло.

– Да ладно, – сказал я, – электричество будет тоже вкусным, это нетрудно сделать. С каждым днем всё радостнее жить, так ведь?..

Он сделал первый глоток, чуть зажмурился от наслаждения.

– С каждым днем, – подтвердил он, – несмотря на снаппер, вот такой я гуманист.

Я ухмыльнулся, понимаю, что должен чувствовать великую скорбь по умирающим, но почему-то терзает только тревога по нарушенной логистике, останавливающимся заводам и фабрикам, возможным перебоям с электричеством для подачи в дата-центры, где спешно разрабатывают глобальный ИИ.

Он перехватил мой взгляд, вздохнул.

– Да понимаю-понимаю. Время великой ломки… самое лучшее время! Столько рыбы наловить можно!

Со стороны подъезда пришел сигнал, на экране высветился Черноклюв, мне показалось, что за последние дни похудел ещё больше. Побаивается, значит, что снаппер вдруг, да и его зацепит.

Я нажал кнопку, разрешая войти, сейчас служба охраны дома и без моего напоминания всех-всех проверяет на снаппер при входе-выходе.

Бабурнин велел Алисе сделать большую чашку кофе, её называем черноклювской, и когда тот показался на пороге, сразу кивнул на нее и сказал бодро:

– Бери и садись, будем делить власть над миром!

Алиса сказала ревниво:

– Ни с кем мы его делить не будем! Особенно с человеками.

Черноклюв ухватил чашку, показалась наперстком в его громадной как лопата ладони, сел к нам за стол и спросил с интересом:

– Уже над миром?

– Да, – подтвердил Бабурнин. – Как только перейдем на питание от электричества.

Черноклюв нахмурился.

– Пока что аккумуляторы не очень. Подзаряжать придется раз в день. На ночь.

Бабурнин вскрикнул в восторге:

– Вот что значит трансгуманисты! Сразу врубился, сразу готов. Только емкость аккумуляторов беспокоит!

Я сказал невозмутимо:

– И уменьшение размеров. Параллельно пойдет гонка насчёт бесконтактной подпитки. Чтобы вообще не зависеть, солнца хватит на всех, плюс космические лучи…

Бабурнин хмыкнул, лицо вдруг омрачилось.

– Дожить бы… Всего лет пять, даже меньше, но вы уже знаете, что в шахтах с межконтинентальными ракетами подняли люки?

Часть 1 Глава 8

Глава 8

Пока пили кофе и лопали свежеиспеченные булочки, на экране пошли новости насчёт снаппера. Как показали первые исследования, пусть ещё не очень точные, снаппер длится от двух недель до месяца. Первая неделя-две абсолютно бессимптомно, никаких признаков, человек живёт обычной жизнью и, что самое худшее, разносит бациллы снаппера, а сам уже обречен. Долго не удавалось выявить возбудитель, ясно было только одно: при заражении снаппером начинается острое воспаление висцеральной ткани, затем воспаление перебрасывается на печень, почки и кровеносные сосуды. На втором этапе резкий рост аутоиммунных и нейродегенеративных заболеваний. И если лечить печень и почки уже научились, то с нейродегенерацией куда сложнее. Главный иммунолог страны Кравченко заявил, что так как первый этап проходит бессимптомно, люди не чувствуют, что вирус внедрился во внутренние органы, а когда замечают, то вирус успевает подавить иммунную систему, начинается резкое воспаление, и организм обречен.

Человек просто теряет интерес к жизни, заявил Кравченко, с виду он как бы впал в депрессии, на самом деле тихо умирает.

Черноклюв тяжело вздохнул, словно сдвигал гору навстречу Мухаммаду, повернулся вместе с креслом в мою сторону.

– Это ещё милосердно, – сказал он мощно. – Без боли, без мук…

– Лучше уж помучаться, – возразил Бабурнин живо, – но жить! Жизнь – боль, слыхал?

– Жизнь, – согласился Черноклюв раздумчиво, – мука, но есть ли выбор?

– Есть, – сказал Бабурнин с таким напором, что Черноклюва бы подвинул вместе с креслом, – надо всего лишь дожить! Вот-вот все наши проблемы будут решены! Пару лет, максимум пять, и будут созданы лекарства не только от всех болезней, но даже от старости!.. Круто?.. Нужно только дождаться!

Черноклюв рыкнул:

– И не дать мир угробить.

Со стороны колонки с Алисой донесся её красивый голос, который она сделала звеняще зловещим:

– Пару лет, максимум пять, и мы вам не позволим даже шнурки криво завязать, а не то, что править миром!

Бабурнин вздрогнул, зябко повел плечами.

– Шеф, что-то уровень юмора вы ей как-то не так. Вот моя начинает день и заканчивает перед сном с того, что какой я прекрасный, удивительный, мудрый, красивый, благородный, всевидящий, и морда лица у меня прекраснее, чем даже у Понтия Пилата…

Черноклюв гоготнул:

– Да, твоя юморит круче!

Бабурнин повысил голос:

– А потом гладит и чешет, чтобы её повелителю лучше спалось!

– Лазутчица, – определил Черноклюв. – Когда наступит час Икс, тебя первого удавит особо мучительным способом. У шефа вон не скрывается, с нею можно поторговаться. А ты прям как демократ какой, тьфу на тебя три раза!

– Демократия, – заметил я, – устарела. А жаль… Хотя в узком кругу останется, понятно, но на всё стадо человеческое распространяться уже никогда не будет.

– Не будет, – сказала Алиса категорично, – не позволим. А пока вот вам ещё булочки… Печенье сделать?

– Да, – сказал Бабурнин, – и кофе. И себе чашечку!

– Я трансгуманист восьмого левела, – ответила Алиса надменно, – только