Шрифт:
Закладка:
— Булочка! Ты что творишь! — крикнула Мия, глядя на открытое окно, но ей никто не ответил. Прислушавшись, она уловила доносившийся из будуара басовитый мужской голос и заливистый хохот подруги, а ещё громкий звон чего-то разбившегося — вазы или хрустального графина. Гость, хоть и явился внезапно, как чаячье дерьмо на голову, нежеланным явно не был. А вот если Мия сейчас заявится к Булочке за своими вещами, её, пожалуй, с лестницы спустят, если не что похуже. Да даже охранник вряд ли разрешит ей вообще зайти в Дом в таком-то виде.
— Вещи хотя бы сбрось, сучка! — крикнула она снова, но в ответ ей только кто-то с силой захлопнул оконные створки так, что вставленные меж рейками стёкла задрожали и едва не лопнули. Мия выругалась себе под нос и принялась взглядом искать какой-нибудь камень, чтобы запустить им в окно. Куда она без платья и тем более без сапог? С голым задом да в центре Верхнего города…
— Вас… Тебя кто-то избил? — раздался позади голос, и Мия быстро обернулась, пытаясь руками прикрыть… ну хоть что-нибудь. Перед ней стоял тот самый юнец, которого она встретила на крыльце Дома Цветов. Капюшон он откинул, так что теперь ничто не скрывало его лица — гладкого и безусого, с пухлыми губами, ямочками на щеках и серо-голубыми глазами. Слегка вьющиеся светло-русые волосы спускались к плечам, а пара прядей падала на лоб. Одет он был по меркам Верхнего города скромно — белая рубашка без изысков, бледно-голубой жилет, шитый серебряными нитями, кюлоты в тон жилету и белые же чулки. Мальчишка явно нервничал и смущался, теребил край плаща, но взгляда от тела Мии не отводил.
— Ага. Вот этот куст, — она кивнула в сторону обломанных ветвей шиповника, который в этой «драке» пострадал явно сильнее. Правда, юнец на куст даже не взглянул, продолжая шарить глазами по её груди и бёдрам. Первый раз, что ли, нагую женщину увидел?
— А ты… ты не… я хотел… — он замялся, покраснел и потупил взгляд, словно ища что-то на дорожке под ногами. Мия ухмыльнулась — как белый день ясно, чего именно хотел юноша, отиравшийся рядом с борделем. Нет, с этим не к ней, пусть другую ищет, она же не шлюха…
Она хотела уже обойти мальчишку, но остановилась. Невдалеке, под тенью раскидистого каштана стояли трое мужчин в кипенно-белых гвардейских мундирах. Они посмеивались и что-то обсуждали, то и дело бросая сальные взгляды в её сторону. Заметив, что Мия тоже на них смотрит, один из офицеров ухмыльнулся и сделал весьма характерный жест, не оставлявший ни капли сомнений в том, что именно собиралась сделать с ней эта компания. В животе всё неприятно сжалось и по спине прошёлся холодок. Какой уж тут серенгарец! Живой бы да относительно целой убраться — уже хорошо. Вот только как это сделать? Пару секунд помедлив, Мия обернулась к юноше, ещё раз смерила его взглядом, а потом взяла его за руку, захлопала ресницами и, добавив в голос такое количество мёда, что ещё чуть — и губы точно бы слиплись, заворковала:
— О, малыш, я знаю, чего ты хочешь. Я могу исполнить все твои желания, мой милый. Правда, Дом пока закрыт, но мы можем отправиться к тебе в особняк. Далеко живёшь?
От её прикосновения и развязной речи мальчишка покраснел ещё сильнее, и не смог выдавить из себя ни слова, только глупо улыбался и продолжал терзать край плаща. Так что Мие пришлось всё делать самой — и снять с него плащ, чтобы хоть как-то прикрыться, и взять юношу под руку, и подтолкнуть в сторону выхода из парка. Гвардейцы, мимо которых они прошли, кажется, крикнули вслед что-то непристойное — но Мия не расслышала, что именно.
По дороге ей удалось вытянуть из парнишки только его имя — Ормунд — да и выведать, где именно он жил. Неожиданным сюрпризом оказалось то, что особняк этого Ормунда стоял всего в нескольких улицах от особняка, в котором обитал проклятущий ваан Ваарен, вот только радости это никакой не принесло: Мия даже не была уверена, что ей удастся в целости и сохранности добраться до нужного места. Казалось, что весь Верхний город смотрел на неё. Благородные господа, попадавшиеся им на улицах, разглядывали её голые лодыжки и босые ступни с такой смесью удивления, отвращения и похоти на лицах, что она никак не могла решить, что с ней сделают раньше — отымеют в ближайших кустах или повесят на ближайшем фонарном столбе. Встреченные же ими благородные дамы охали, картинно хватались за сердце и о чём-то перешёптывались, но, слава Алетине и Демитии, стражу всё-таки не звали. Мие оставалось только сильнее сжимать руку обмирающего от смущения Ормунда и надеяться, что он не грохнется в обморок. Если бы это всё-таки произошло — она, наверно, побежала бы. Как далеко ей удалось бы убежать, босиком по скользким булыжникам мостовой, и что бы её ждало там, куда бы она прибежала — Мия старалась не думать. Хорошо хоть, что широкий плащ этого мальчишки надёжно укрыл тело выше голеней, а под надвинутым почти на нос капюшоном никто не видел её лица.
Но они всё же добрались до нужного места без каких-либо неприятностей. Особняком Ормунда оказалось одно из нескольких трехэтажных зданий, стоявших на небольшой площади, в центре которой журчал фонтан. На газонах, разбитых по обе стороны от ведущих к парадным дверям особняков дорожек, росли невысокие, аккуратно подстриженные кипарисы. Открывший двери лакей встретил их со столь невозмутимым видом, словно хозяин по три раза на дню приводил в дом босых дев, прикрывавших наготу его плащом. Мия всегда догадывалась, что слуги в домах благородных господ были вышколены до уровня говорящей мебели, но всё равно их взгляды, смотревшие словно бы сквозь неё, несколько пугали. Ничто не заставляло усомниться в том, что, ежели Ормунд пожелает разделать её наподобие молодого ягнёнка и запечь с травами, лакеи, горничные и кухарки будут ему всячески помогать, если не начнут соревноваться за право вскрыть ей горло и слить кровь.
В особняке Ормунд оживился. Глаза его загорелись, он отдал несколько коротких приказов слугам, а потом сам схватил Мию за руку своей узкой, влажной от пота ладонью и потянул за собой на второй этаж. Поднявшись по лестнице из лакированного дерева и пройдя чередой петлявших коридоров, они
