– Вы уже бывали здесь?

– Я здесь жила.

– Долго?

– Шесть месяцев. Два года назад.

– Одна?

– Да.

– Вы здесь жили или работали?

Через три шага я сообразил, что больше не слышу стука ее каблуков по мраморному полу. Я остановился и обернулся. Она стояла, сжав челюсти. Наконец она с трудом пробормотала:

– Работала.

Не придумав ничего умного в ответ на эту реплику, я снова повернулся и продолжил путь. Следующие несколько минут мы провели, полностью погруженные каждый в свои мысли. Метрдотель предложил нам столик на веранде, и я получил свое море, набегающее на берег белоснежными пенными волнами. Она села напротив и заказала у шустрой официантки бокал белого вина.

– Я должна вам все объяснить.

– Вы ничего не должны мне объяснять.

– Вы когда-нибудь платили за это? – спросила она.

Я уже начал догадываться, каким образом она сейчас будет оправдываться. Она заранее подготовила свой монолог и ждала удобного момента, чтобы вывалить его на меня.

– Не ваше дело, – ответил я.

Мы оба поняли, что я только что сказал да. Конечно, бывало, что я за это платил. И больше одного раза. Ты стараешься не поддаваться. Беспокойно бродишь по дому, твердишь себе, что не так уж тебе это нужно. А потом уступаешь одиночеству, или либидо, или сознанию того, насколько это просто. И набираешь номер телефона. Дружелюбный голос сообщает, что она будет у тебя через двадцать минут, хотя она всегда появляется через сорок. Наконец раздается стук в дверь. Очень тихий – они точно знают, что ты услышишь, даже если тебя шепотом окликнут со стоянки возле дома. Ты открываешь дверь. Она всегда выглядит не такой, как в твоем воображении, но это неважно, и ты разговариваешь с ней ужасно вежливо, чтобы она почувствовала: ты не такой, как все остальные засранцы.

Но я точно такой же. И сейчас я смотрел на нее по-новому. Представлял себе, как она тогда выглядела. Как раздевалась, аккуратно складывая одежду на стул рядом с кроватью, как в одних трусах садилась на кровать, как белела ее обнаженная грудь, как она доставала из сумочки мобильный и докладывала кому-то: «Да. Все в порядке. Нет, точно, все нормально». Как улыбалась бы мне, показывая, что я прошел аттестацию и не отношусь к числу психопатов-садистов, хотя вполне мог им оказаться. Я гнал от себя эти картины, но последняя застряла в моем сознании: я лежу на спине, не очень понимая, что должен дальше делать, а она откладывает телефон, кладет руку мне на бедро и с интересом смотрит, как я пробуждаюсь навстречу ей.

– Закончил? – Ее голос звучал сухо и резко.

– Что?

– Фантазировать обо мне.

– А чего ты хотела? – честно признался я. – Чтобы я вообще никак не реагировал?

– Поэтому я и спросила, приходилось ли тебе за это платить.

– Какое это имеет значение?

Ее страх исчез – или она от него отмахнулась. Она подалась вперед, грубо вторгаясь на мою территорию.

– Спрашивай, – предложила она. – Спрашивай, что хочешь, и покончим с этим.

Мне следовало бы сказать: «Забудь», но я, пренебрегая мелькнувшим на ее лице разочарованием, задал вопрос, который на моем месте задал бы каждый из трех миллиардов мужчин:

– Как это началось?

– Мне нужны были деньги.

– Всем нужны деньги.

– Ты хочешь услышать всю историю? С психологической подоплекой? Мой отец умер, моя мать – чудовище. Я была зла на весь мир. Потом устала злиться. И положила мозги на полку.

Мне следовало бы взять ее за руку. Сказать, что я все понимаю. Но я этого не сделал.

– Первый раз, – требовательно сказал я. – Когда ты в первый раз зашла в комнату с мужчиной, которого никогда раньше не видела, и разделась. Почему ты от него не сбежала?

– Я не обязана тебе отвечать.

– Ты сама завела этот разговор.

– Я хотела, чтобы ты знал, вот и все. Теперь ты знаешь, а я больше не хочу об этом говорить.

Между нами повисла настоящая вражда – такая осязаемая, что даже воздух вокруг вдруг сделался вязким. Она причислила меня к стану врагов – мужчин, или матерей, или еще кого-нибудь.

– Ты продолжаешь этим заниматься?

– Нет.

– Почему?

– Когда-то было проведено исследование, – ответила она. – Более девяноста процентов женщин, занимающихся проституцией, подвергались в детстве сексуальному насилию. Что ты думаешь о мужчинах, которые это делают?

– Что им надо яйца оторвать.

– Но тебя не волнует, что ты пользуешься результатами этого насилия?

– Зачем ты это делаешь?

– Что?

– Пытаешься внушить мне, что я должен отвечать за всех.

– Знаешь, сколько раз меня спрашивали, что такая девушка, как я, делает в этой профессии? В конце концов я задала себе тот же вопрос.

– И прекратила этим заниматься?

– Это как наркотик. Ты отключаешься, ни о чем не думаешь, а потом получаешь деньги. Знаешь, почему девочки-эскортницы в конце концов остаются без гроша? Потому что для них это все понарошку. Это не взаправду, а раз так, почему бы не профукать все деньги на глупости?

– А когда у тебя закончатся деньги, ты опять разозлишься?

– Нет.

– Сейчас ты злишься.

В ее взгляде снова что-то изменилось. Он стал циничным и равнодушным.

– Джош, спасибо, что решил мою проблему. Ты мне больше не нравишься.

– По крайней мере, теперь я точно знаю, зачем тебе так срочно понадобилось разыскать сестру.

– При чем тут моя сестра?

– Ты успела разругаться со всеми, с кем только можно, и тебе не с кем и словом перемолвиться.

– Я же сказала, ты мне больше не нравишься.

Только тут ее осенило:

– Ты ее нашел?

– Нет.

– Тогда зачем ты это сказал?

– Я не нашел ее, но знаю, что она существует.

Она уставилась на меня. У нее по щекам потекли слезы. Она их не утирала.

– Прости, – сказала она, встала и направилась в дамскую комнату.

Я перевел взгляд на море, но его вид перестал действовать на меня успокаивающе. Над нами с шумом пролетели два военных вертолета, держа курс на юг, в сторону Газы. Она вернулась. Лицо чистое, умытое, черные волосы забраны в хвостик. Она села и даже попыталась улыбнуться, но попытка вышла жалкой.

– Она родилась на десять минут позже тебя, – сказал я. – Родители назвали ее Наоми, но приемная семья, скорее всего, сменила ей имя.

– Ты уверен?

– Да. У меня есть запись из соответствующего отдела министерства внутренних дел.

– Где она сейчас?

– Я сократил список до одиннадцати женщин, родившихся в один день с тобой. Полагаю, она – одна из них.