что слабый колдун (еще не выучившийся полностью, обессилевший от старости или ослабленный в результате специальных ритуалов, о которых пойдет речь в следующей главе) может портить только членов своей семьи и свой же домашний скот. Например, о рождении сразу троих детей в одной семье окружающие говорили: сын у отца-колдуна учился и на свою жену

ярость напустил — так она трех ли, четырех ли робёнков родила <…> недоносков и нехороших, как говорится[61].

О другой женщине поговаривали, что ей отец передал, но она не полностью выучилась, и поэтому ее преследуют несчастья: муж замерз, внуки тяжело болеют, сама стала пить.

И люди говорят: ну, и что это колдовство [дает]? Все только против своей семьи оборачивается[62].

Есть и еще одна концепция для похожих случаев — черти замучили, — согласно которой беды преследуют тех, кто не стал колдуном — не доучился, не дочитал черную книгу, не забрал все слова, не прошел всех положенных обрядов или просто не смог справиться с бесами (в основном из-за возраста — слишком юного или, наоборот, пожилого). Так объясняют чаще всего сумасшествие, самоубийства, несвоевременную смерть. Например:

Кто черную книгу не проходит, тот с ума сходит. Не может все эти страсти перенести[63].

На колдунов, говорят, надо выдержать, не каждый, кто черную книгу начитались, не каждый, говорят, может выдержать. Доведут ли до конца, а там, говорят, испытание надо провести. В бане в 12 часов ночи… Говорили же, не смогли испытание провести. Не смогли, кулигинский кто-то повесился. Не знаю, насколько правда… Но у него потом нашли, вот именно он занимался, видимо, читал, но не дочитал эту книгу, черную. На чердаке. Там и повесился. То есть не смог, не испытал[64].

У нас ведь это, было в Коростелях. Как-то… отец-от колдун, колдовал тожо всё, портил людей, и скотину, и всё… и сын у его как… старший, тоже научился. Недолго тоже нажил, его перво-то чё-то сделали, он на свою семью стал делать, скотину, вот, а потом он задавился сам. А малый сын у его учиться стал [колдовству], еще в школе учился, то ли он во втором классе или в третьем <…> и вот то ли он пошел один вперед школьников или же после пошел, как уж его бес-от повел, вовсе не вышел, всю ночь его проводил по берёзнику, берёзником аккурат идти-то, он к утру пришел домой токо. Надо уж обратно идти в школу, а он токо пришел. Заболел и помер. Вот как учиться-то[65].

В одном из сел две соборные старушки стали проявлять признаки помешательства, что неудивительно, учитывая их очень пожилой возраст, однако остальные члены собора связали их состояние не со старческим слабоумием, а с тем, что они черную книгу читали:

Соб.: Говорят, тут какая-то черная книга есть?

Есть у кого-то. Вот эта Варвара-то Ивановна, говорят, ее читала. И Михайловна читала. В обшем, они по той путе шли, пока молодые были, а состарилися, Бога испугалися, по другой путе пошли. А по двум-то путям не ходят. Вот они сейчас… Михайловна чокнулась, и она, эта, чокнулась.

Соб.: Так что же, они колдовали?

Колдовали не колдовали, но учились. Да. Вот это я слышала у людей же, вот у этих, старушек <…> Бесы-те их одолели, теперь оне… все равно их от Бога-то отшатили, раз с ума сошли дак[66].

Репутация колдуна

Что именно заставило окружающих считать Климентия Леонтьевича колдуном? Как вообще формируется эта репутация? В его случае явно сыграло свою роль ремесло печника (в земледельческом сообществе ремесленники: мельники, кузнецы, коновалы, плотники и др. — часто считались знаткими, общающимися с нечистой силой, об этом подробнее будет сказано в четвертой главе, см. также [Щепанская 1990; 2001а]). Другой причиной послужили черты его характера, вздорность и стремление прихвастнуть, «поиграть на публику»; третьей причиной — ранняя смерть жены и болезнь сына.

Непосредственным поводом к оформлению репутации мог стать конфликт с кем-либо из соседей или коллег по работе и слухи, пущенные вследствие этого конфликта, — см. вышеприведенную быличку о порче, якобы посаженной им Катерине Яковлевне. О подобной же ситуации говорит следующий пример.

Про дядю объявили, что он колдун. А раньше было такое — золотые монеты, золотушки, закатывали в холст и так хранили. Богатый мужик Петр Иванович Данилов пришел к дяде — у него холсты унесли вместе с золотушками этими: «Батюшка, обокрали, помоги мне найти этого человека, который украл». — «Да я ничего не знаю». — «Как не знаешь? Соломия-то тебе дорогу перегородила — и у нее в ключе вода-то высохла, ключ-то высох. А парень-то, Ондрей, козу-то у тебя украл — дочь-то умерла через месяц. Ты уж помоги, пожалуйста». А он ничего не знал. Это ж всё дело случая. Долго он [Данилов] сидел…[67]

Ср. также другие недвусмысленные свидетельства того, что колдовской дискурс формируют сплетни:

Соб.: А как узнать, что человек — колдун?

Языки-то ведь чешут[68].

Соб.: А как узнали, что он колдун?

Ну, дак ведь слух-от идет. Деревни-те небольшие, слух-от идет. Вот только так[69].

Соб.: А вы откуда знаете, что она знаткая?

Через слух токо — вот чё где учуем дак[70].

Соб.: А в Лёвиной гари нет колдунов?

Дак ничё не говорят, дак нету их, видно. Не знаю, не слыхала я вовсе. Между собой бы все равно ведь чё-то говорили, учуяла бы ведь, что такой-то, такой-то портил[71].

Соб.: А есть здесь колдуны?

Я никуды не хожу, дак ничё не знаю[72].

В дальнейшем и поведение Климентия Леонтьевича, и инвалидность его сына, и плохие отношения с односельчанами упрочили эту репутацию. Хотя никто из информантов об этом прямо не говорил, но, возможно, имела значение и наследственность — отец Климентия Леонтьевича тоже был печник и, может быть, также имел славу знаткого. В данном случае я не могу говорить с уверенностью, но в целом в Верхокамье этот источник репутации колдуна крайне значим (ср.: А это всё передается по родству. У них как бы отец был вот такой… Нехороший человек[73]). В селе К. мне говорили про одну женщину, Т. Г.,