которой у меня не было заноз, заключалась в том, что оно было тщательно отполировано.

Мои ноги были вынуждены раздвинуться, когда кто-то просунул между ними свое колено. Одна рука была на моей талии, удерживая меня на месте, в то время как другая легла мне на затылок.

— Ты знала, что Бес будет здесь сегодня? — Голос Лиама сочился гневом.

Мои губы сжались, останавливая моё хныканье из-за боли. Когда он увидел, что я не отвечаю, давление, которое он оказывал на мою шею, усилилось.

— Я задал тебе гребаный вопрос, Аспен, — кипел он.

— Нет, — прошипела я. — Как и все остальные, я думала, что он мертв. — Это была не совсем ложь, потому что именно так я и думала, пытаясь себя обмануть.

Лиам начал смеяться, но потом прекратил.

— Если я узнаю, что ты раздвинула для него ноги, тебе не понравится то, что произойдет дальше.

Его слова были угрожающими. Ему нравилось игнорировать меня, потому что мы оба знали, что у меня есть поводок, который рано или поздно окажется в его руках.

— Иди, поиграй с одной из своих шлюх. Я уверена, что они ждут тебя, — сказала я сквозь стиснутые зубы. Его ответом было то, что мне стало труднее дышать.

— Но, видишь ли, дорогая, они мне не нужны.

— А мне не нужен ты, я не хочу тебя, — мне удалось выплюнуть.

Давление, которое он оказывал на меня, исчезло. Я сделала глубокий вдох, успокаивая себя, прежде чем повернулась к нему лицом.

— Ты оставил меня в покое на последние два года. Что изменилось? — Спросила я его, поворачиваясь к нему лицом.

Лиам сделал шаг ко мне и положил руки по обе стороны от моей головы, зажав меня между своим телом и дверью.

— Твоя киска принадлежит мне, Аспен. Держи свои гребаные ноги сомкнутыми, и, может быть, я проявлю к тебе милосердие.

Он наклонился ближе, чтобы поцеловать меня, но я повернула лицо, заставив его вместо этого поцеловать меня в щеку.

Лиам рассмеялся.

— Тебе повезло, что меня все еще забавляет эта игра, в которую мы играем. Это делает меня чертовски твердым.

Он оттолкнулся и начал пятиться назад.

— Ты даже не осознаешь, в какой угол ты угодила. Я трахаю всех шлюх направо и налево, в то время как ты остаешься одна, ненавидя всех подряд. Когда мы поженимся, у тебя буду только я, а у меня будут все.

Его слова повергли меня в панику. Свобода была единственным, чего я хотела, и она все еще была так далека от моей досягаемости. Когда Лиам понял, что до меня дошло его послание, он ухмыльнулся мне и ушел.

Трясущимися руками я открыла свою дверь. Как только она закрылась, я прислонилась к ней, и закрыла глаза. Жаль, что мне потребовалась секунда, чтобы понять, что я была не одна.

ГЛАВА 11

Моя кровь кипела, и единственным логическим объяснением, которое я мог придумать, была жара. В конце концов, это было ужасно — ходить летом с длинными рукавами. И все же, чем больше я слушал разговоры Лиама гребаного Кинга, тем больше мне хотелось выйти на улицу и забыть обо всем, что связано с искусством войны.

Месть предназначалась для того, чтобы ее смаковали, и если бы я вышел, пока он надирал Аспен ее собственную задницу, что ж, это слишком быстро раскрыло бы мои карты, и веселья больше не было бы.

Я отступил в тень, когда выглянул из-за занавесок в домике Аспен.

Лиам прижал ее к стене, и это действие заставило мое тело напрячься. Единственный, кому было позволено заставить Аспен ползать, был я. Я не хотел делиться этим с ним. Единственное, что удерживало меня на месте, — это тот факт, что я получал много ценной информации из их небольшой перепалки.

Итак, золотая принцесса все еще была девственницей.

Эта информация не должна была взволновать меня так сильно, как взволновала, но я не смог сдержать усмешку. Это была глазурь на торте. Я планировал свою месть в течение двух лет, и наконец-то приведу свой план в действие.

Два года назад высшее общество распяло мою семью. Они помогли превратить меня в монстра. Их я действительно не мог винить. Единственное, в чем члены Ордена были хороши, так это в заботе о себе. И Аспен оказалась, такой же. Маленькая сучка играла на каждой струне моего сердца и получала от этого удовольствие.

Что ж, теперь я собирался показать ей, как я выхожу из себя. Она будет, блядь, рыдать.

Когда дверная ручка начала поворачиваться, я сделал шаг назад, сливаясь с тенями. Это было утешительно. После того, как все, что у меня было, рухнуло, тени были единственным безопасным местом, которое у меня было, чтобы отступить. Тьма не судила; она всегда была готова принять вас с распростертыми объятиями.

Аспен вошла внутрь, и единственное, что я мог слышать, было ее тяжелое дыхание. Теперь, когда прекрасный принц ушел, она позволила себе почувствовать страх, который вызывало в ней его присутствие.

Было слишком темно, чтобы рассмотреть ее как следует; эти золотые волосы, которые я любил, были укрощены в темноте. Эти янтарные глаза не сияли без того, чтобы в них не отражался солнечный свет. Целую жизнь назад я был бы там, пытаясь упокоить и залечить ее раны своим собственным гребаным способом.

Аспен чувствовала больше, чем показывала. Тогда на ее лице была написана тоска по свободе. Смотреть на это было опьяняюще, потому что она никогда не произнесла бы этого вслух. И глупая часть меня хотела подарить это ей — я планировал подарить это ей.

Она заключила сделку ради своей свободы, и я собирался показать ей, кому принадлежит ее жизнь — рано или поздно она будет молить меня о пощаде.

Обе мои руки ударили по деревянной двери. Глаза Аспен распахнулись, и я улыбнулся.

— Давненько не виделись, — сказал я, лениво растягивая слова. Мои глаза привыкли к темноте, и я мог видеть белки ее глаз.

Ее рот приоткрылся, но она не произнесла ни слова. Ненормальная часть меня находила в этом радость.

— В чем дело, Аспен? Кот проглотил твой язык?

Это заняло у нее секунду, но она заговорила своим хриплым тоном:

— Ч-что ты здесь делаешь?

Придя в домик раньше нее, я уже знал, где находится выключатель света, поэтому потянулся к нему рукой в перчатке.

Мы оба яростно заморгали, пока наши глаза привыкали к яркому свету. Моя рука вернулась