Таким образом, сторонам удалось достичь соглашения по нескольким нерешенным вопросам, хотя по более деликатным они оставались далеко друг от друга. 18 августа, после того как он пошел на компромисс с советскими правами на обыск помещений АРА и устранение неугодных американцев, Литвинов заявил, что Кремль не позволит ему отступать дальше, что подтверждается советской документацией. В Москве Чичерин составил защитный меморандум, чтобы обнародовать его на случай, если переговоры провалятся. Повторяя все пункты рижских дискуссий, в нем утверждалось, что требования Гувера были направлены на нарушение суверенитета и независимости России. Советское правительство не могло признать «экстерриториальность» АРА и позволить ей «создать внутри Советского государства свое собственное независимое государство».

Это точное описание того, что Гуверу сходило с рук повсюду в Европе. Но опять же, как теперь обнаружил Гувер, Советская Россия не была похожа ни на что другое. Хотя большевистское правительство остро нуждалось в помощи голодающим, у него был явно более низкий уровень терпимости к назойливости посторонних. И Россия отличалась для Гувера еще одним аспектом. Его антибольшевистские убеждения, недавно подкрепленные появлением статей Грегори, теперь возлагают на него особое бремя — демонстрировать честную игру по отношению к советскому правительству. Провал Рижских переговоров из-за спора о контроле над АРА, в результате которого миллионы детей умирают от голода, несомненно, вызвал бы бурю споров в Америке.

Таким образом, в любой переговорной игре преимущество было у Литвинова. Сидя прямо напротив него, Браун мог видеть это яснее, чем Гувер, которого он убедил уступить по нескольким существенным пунктам. Ключевой компромисс позволил советскому правительству быть представленным в местных продовольственных комитетах АРА. Американцы были удивлены тем, как внезапно оппозиция Литвинова плану их комитета рухнула, как только он был уверен в представительстве большевиков. Однако, проведя всего несколько недель на земле в России, они поймут, почему его мгновенное обращение имело смысл.

Тупиковая ситуация с привилегированным статусом, которого Браун добивался для американских работников гуманитарной помощи, была преодолена с помощью искусно двусмысленной прозы. Члены АРА будут пользоваться иммунитетом от личного обыска и ареста, хотя любой, кого поймают за политической или коммерческой деятельностью, будет отозван из миссии по требованию «Центральных советских властей» после того, как они представят причины и доказательства соответствующему руководителю АРА, у которого, предположительно, будет возможность вынести суждение о правдивости обвинений. Кроме того, советские власти имели бы право произвести обыск в помещениях АРА, если бы у них были определенные доказательства нечестной игры и если бы они проводили свой обыск в присутствии должностного лица АРА. Если такое расследование не выявило ничего компрометирующего и, таким образом, было доказано, что оно было необоснованным, советский чиновник, инициировавший обыск, должен был быть наказан.

Что касается вопроса об одобрении советским Союзом американского персонала, то соглашение заключалось в том, что любые неамериканцы или американцы, которые были задержаны в России с 1917 года, должны быть допущены советским правительством к участию в миссии. Что касается свободы американцев передвигаться по стране для проведения своих расследований, то здесь тоже была найдена приемлемо двусмысленная формулировка. В пункте 26 соглашения говорится, что АРА «будет продолжать свою деятельность там, где сочтет, что ее помощь может быть оказана наиболее эффективно и обеспечить наилучшие результаты. Его основная цель — оказать помощь пострадавшим от голода районам Поволжья». События продемонстрируют важность для сотен тысяч украинцев, среди прочего, решимости АРА сохранять свои возможности открытыми.

В остальном Рижское соглашение, как оно называлось, представляло собой стандартную договоренность АРА. Не делая исключения для ужасающего экономического положения России, за исключением массового голода, это обязывало советское правительство нести все расходы по операции — транспорт, оборудование, припасы и так далее — за исключением стоимости гуманитарной помощи в порту и прямых расходов американского персонала. Браун и Литвинов согласовали окончательную формулировку своего документа из двадцати семи пунктов, объявили о своем согласии 19 августа и подписали его на публичной церемонии 20 августа.

Это был неловкий контракт между благотворительной организацией, изо всех сил старавшейся не быть воспринятой как правительственное учреждение США, и режимом, еще больше старавшимся быть признанным законным правительством Советской России. При составлении соглашения Браун старался не упоминать «советское правительство», используя вместо этого юридически нейтральные «советские власти». Этого было более чем достаточно, чтобы позволить Литвинову переступить порог. Хотя для большевиков, несомненно, было глубоким унижением принимать иностранную продовольственную помощь, соглашение с квазиофициальной американской организацией дало советским лидерам возможность настаивать на легитимности своего правительства. На церемонии подписания, обращаясь к толпе журналистов, Литвинов попытался придать этому событию политическое значение, отметив, что Соединенные Штаты вольны рассматривать Рижское соглашение как американо-советское торговое соглашение. Браун, за которым следует обливание этого гамбита холодной дипломатической водой.

Когда все закончилось, Куинн из американской команды оценил Литвинова как «чрезвычайно умного человека и очень способного переговорщика — если советским режимом руководят люди его типа, легче понять их кажущийся бездушным ум».Браун написал Гуверу неделю спустя: «Я думаю, что прежде чем мы закончили, мы лично убедили Литвинова в том, что мы честны, но это потребовало некоторых усилий, что понятно, если учесть, что даже в странах, где мы работаем последние два года, этот этап не всегда понимают». Чего Браун пока не понял, так это того, что, даже прямая как стрела, АРА представляла значительную опасность для Кремля. В разгар переговоров Литвинов телеграфировал в Москву: «Сложилось впечатление, что АРА обращается к нам без скрытых мотивов, но доставит нам много хлопот».

Лоббируя в АРА включение в соглашение цифру в миллион детей, Литвинов привел в качестве дополнительного соображения тот факт, что это помогло бы советскому правительству избежать необходимости предоставлять те же привилегии другим, гораздо более мелким организациям по оказанию помощи, которые также подали бы заявки на работу в России. Однако опасения Литвинова по поводу длинной очереди претендентов оказались необоснованными.

Две инициативы исходили из Европы. Пока шли рижские переговоры, объединенный комитет, представляющий Международный Красный Крест и Лигу обществ Красного Креста, созвал встречу различных национальных ассоциаций помощи на 15 августа в Женеве, где более ста делегатов, представляющих двадцать две страны и тридцать организаций, встретились, чтобы обсудить помощь России. Конференция учредила Международный комитет помощи России, верховным комиссаром которого Нансен был назначен 18 августа. Предполагалось, что верховных комиссаров будет двое, но Гувер, верный своему принципу избегать всех ненужных европейских осложнений, отклонил кандидатуру.

Нансен немедленно отправился в Москву, где разработал соглашение, регулирующее деятельность того, что впоследствии стало называться миссией Нансена. Это соглашение оставляло контроль над поставками продовольствия в руках советского правительства, что вызвало шумиху в европейских благотворительных и политических кругах. По сравнению с контрактом АРА это казалось плохой сделкой, но Нансен не приехал в Москву с предложением помочь миллиону детей. Его миссия внесла бы лишь скромный вклад в усилия по оказанию помощи голодающим, в то время