Самохваловского приказано было начать преследование. Нашему эскадрону в отсутствие всякой другой кавалерии в крепости велено было вести объезды окрестностей и организовать постоянную дозорную службу. Так что разделяемся на две равные половины. Взвода подпоручиков Крутикова и Комаровского заступают в дозоры уже сегодня. Поручика Зимина и Копорского – послезавтра. Так пока и будете через двое суток меняться. Требование у меня будет одно, господа командиры, держаться настороже, напрасно не рисковать и быть в дозоре не менее чем десятком.

– Лучше бы уж в горы в погоню идти, чем тут кружить, – сетовали в отданном под квартирование отделения доме драгуны. – Тут и на сменном отдыхе начальство придирками своими одолеет. Ну, неужто без нас эту присягу некому было охранять?

– Так ведь из кавалерии-то и некому было больше, – увещевал своих драгун Тимофей. – Первый эскадрон в горах, добрая половина нашего в дозорах, только вот мы и остались.

– Так пехоты вон сколько! – воскликнул Балабанов. – Чего же опять нас всюду совать?

– Ну ты и сказал, Елистрат, пехо-ота, – протянул с улыбкой Гончаров. – Чего там смотреть-то в пехотинце? На фузею, что с человечий рост? Или на шинель серую в заплатках? А тут на каске медью орёл имперский горит, гребень вороной до самых плеч спадает, на поясе сабля с темляком, сапожки на солнце блестят и вид у всех драгун бравый.

– Да уж, конечно, бравый, – пробурчал зашивавший в мундире прореху Кошелев. – Я третью заплатку на прожжённую свою куртку накладываю. Тут-то ладно, зашью, но у меня ведь ещё на сапогах от жара подошва совсем скукожилась, менять бы её нужно, а новой-то и нет. И гребень вороной, как у палёного петуха. Смех да грех. Драгу-уны, блин. – И крякнув, покачал головой. – Во сколько это дело-то у нас будет с «присяганием»?

– Муллы должны были пораньше, после утренней молитвы, народ на площадь скликать, – ответил Тимофей. – Чтобы ещё до обеда со всем управиться. Но вы же знаете, как тут на Кавказе бывает. Хорошо, если до вечера всё закончится.

– Да-а, а вечером нам уже в разъезды выходить, – проворчал Герасим. – И чего, и где же тот отдых обещанный?

– Иди у генерала и спроси про него сам. – Гончаров махнул в сердцах и пошёл к своему топчану. Отстегнув пряжки, он достал пару шпулек с нитками и иглы. – Я им тут рассказываю, разъясняю всё, а они как гуси шипят. Да идите вы все в баню! Обшились уже, пока меня не было, почистились, в порядок себя привели, а мне ещё полночи всё обихаживать! Буду я лучше как все другие унтеры с отделением лаяться!

– Тимох, ну ладно, ну ты чего? – подошёл, сопя, Лёнька. – Ну-ка давай сядь ровнёханько, я тебе бараньим жиром щёку промажу, а то вон пузырь на ней лопнул, и как лоскутом кожа свернулась.

– Не нужно, сам намажу, – проворчал, отворачиваясь, Гончаров.

– Давай, давай, Иванович, моим вон помажься. – Разворачивая кулёк вощёной бумаги, к топчану командира отделения подошёл Чанов. – Хозяин из дома напротив дал, курдючный, говорит, этот жир, он очень хороший при ожогах.

– Тимофей Иванович, мы прошили всё своё, давай-ка и тебе поможем. – Со своими иглами подошли два Ивана.

Полуэскадрон драгун занял своё место перед ханским дворцом ещё утром. Чуть позже под барабанный бой подошли роты томского пехотного и пятнадцатого егерского полка. Солдатские шеренги расставили по всему периметру площади, а две коробки стояли перед самым входом дворца. Несколько раз из него выбегали штабные офицеры и проверяли внешний вид у войск, каждый раз находя какие-нибудь недостатки. Царила обычная парадная суета. Вот прикатили два единорога, и артиллеристы под приглядом двух капитанов и майора, перебрав в передках картузы, зарядили орудия «на холостую». Толпы любопытных горожан слонялись по улицам, глазели на полощущиеся имперские флаги, на замершие линии войск с блестящими на солнце штыками, и шли дальше. Время шло.

– Зараза, я же говорил, что не управимся мы до обеда! – выругался стоявший на правом фланге Огнев. – Тут, на Востоке, всегда так, проще под местных с их укладом подстраиваться, чем какого-либо порядка ждать. Где по-ихнему «после завтрака» – значит по-нашему «перед обедом», ну и «опосля обеда» – это соответственно «ближе к вечеру».

– Третий раз уже адъютант их превосходительства отбегает. – Зимин указал на спешащего подпоручика. – Может, теперь хоть начнут? У меня уже ноги задеревенели на месте стоять.

– Иду-ут, – разнёсся ропот по солдатским шеренгам. Со стороны главной городской мечети к ханскому дворцу вышла процессия: несколько десятков человек в богатых халатах, в тюрбанах и пышных меховых шапках неспешно и с достоинством ковыляли по мощённой булыжником дороге. Пара стоявших у лестницы штабных офицеров встрепенулась и ринулась по ступенькам наверх для доклада, а с улицы донёсся рокот труб и вскрики рожков, создавая общую какофонию звуков, ударили туземные барабаны и гавалы[7].

«Веселье начинается, – подумал Тимофей. – Ни в чём себе не отказываем, отрываемся по полной. Только, пожалуйста, недолго, нам ещё ночью в дозор уходить».

Изо всех сходящихся к ханскому дворцу улочек и узких кривых переулков спешили на громкие звуки новые толпы народа и постепенно заполоняли площадь, оставляя только три свободных шага перед воинскими шеренгами. Процессия ещё не успела достигнуть дворца, а всё пространство вокруг уже было заполнено людьми. Вот первые люди Шекинского ханства подошли к самым ступеням и замерли.

Наступил торжественный момент, из дворца в окружении свиты выступил представлявший здесь императорскую власть генерал-майор Небольсин.

– Равня-ясь! Сми-ирна-а! – гаркнул стоявший у строя драгун майор Кетлер. – На караул!

Мушкет резко вверх от ноги! Приклад в левой ладони, правая при этом сжимает его за цевьё, наклон чуть вперёд, так, чтобы жало штыка в одном ряду со всеми было.

– Хорошо. – Тимофей покосил глазом влево, вроде бы всё более-менее чётко и слаженно, главное, никто оружие при строевых экзерцициях не выронил, а то ведь всякое бывало.

– Их превосходительство генерал-майор Небольсин Пётр Фёдорович! – выкрикнул Кетлер. – Командующий сводным отрядом Русской императорской армии в Закавказье!

Ударили гвардейский марш трубачи кавалерии, к ним тут же подключились барабаны пехоты, и под эти звуки к лестнице величаво прошествовал он, представитель армии победителей.

– Бум! Бум! – ударили двумя холостыми единороги, беки и мурзы из делегации присели, а толпа в панике отхлынула.

– Слушай меня, народ шекинских земель! – громогласно, на всю площадь прокричал Небольсин. – Ваши старшины уже присягнули на верность всемилостивейшему российскому императору…

«Умеют же тут, в этом времени, как надо информацию до людей доносить, – думал Тимофей, разглядывая тех, чьи потомки под крылом русского царя-батюшки совсем скоро сольются из разрозненных ханств и народностей в единую нацию. – Аж до