Шрифт:
Закладка:
– Я виноват…
– Неужели?
Повеяло теплом. Чьи-то жесткие руки подхватили его, удержали от падения и уложили на забрызганную кровью брусчатку. Все померкло, но прежде, чем лишиться чувств, он увидел светлое лицо старика с длинной седой бородкой и белыми, как молоко, глазами.
– Хм-хм. Давай-ка уведем тебя отсюда.
Выдержка из трактата «О четырех драконах» автора Цинь Пиня Третий век со времен исхода Прародителей
Беды обрушились на род людской, едва они открыли глаза под светом голуболикой луны. Их воинственность не знала границ. Их тяга получать все больше и больше исказила облик мира. Их жажду к порочности и насилию нельзя было утолить.
И не было на них управы. Даже Прародители не могли совладать с непредсказуемым характером собственного творения.
Опечаленные и озлобленные, Духи едва не приняли самое тяжкое из всех возможных решений. Но вдруг сами небеса потемнели, окрасились в цвета изумруда и нефрита, и в мир явился тот, о существовании которого драконы даже не подозревали…
Нефритовая такка
Лоян, столица Империи Цао
Поздняя ночь после Сячжи
Во тьме раздавалась прекрасная музыка.
Лю развеял темную дымку руками, сделал шаг и вновь оказался закутан туманом. Он увидел себя со стороны. Его покрытое по́том, обмотанное в тряпки и целебные припарки тело неподвижно лежало на соломенной подстилке. Обстановка вокруг казалась знакомой, но Лю не сразу понял, где находится.
– Я дома? Но что происходит?
Музыка продолжала играть, и Лю попытался пойти на ее зов. Он не ступал, он плыл по воздуху, будто невидимое облачко, но с каждым движением лишь отдалялся. Мрак сгущался. Туман обволакивал его со всех сторон, и совсем скоро Лю выбился из сил. Он перестал сопротивляться, закрыл глаза и позволил тьме увлечь себя. Мелодия становилась все тише, затем совсем замолкла, но вместо ожидаемой тишины он услышал шепот. Едва различимый, похожий на прикосновение лучей утреннего солнца, на шелест ветра в ветвях можжевельника, на беглую рябь на поверхности спокойного пруда. Голос становился все громче, и Лю напряг слух, чтобы разобрать слова.
– Я почти не знаю тебя, но с легкостью обещаю тебе свое сердце.
Он знал этот голос.
– Кайсин? – Лю резко открыл глаза и забарахтался в невесомости.
– …мое сердце принадлежит тебе.
– Птичка? Где ты, Кайсин?
– Я без сомнений дарую тебе свою жизнь.
Лю с трудом выровнялся и начал озираться по сторонам. Но ее нигде не было видно. Всюду царил лишь мрак и черный туман.
– …моя жизнь теперь твоя.
– Кайсин, прошу тебя, отзовись!
Чернота небытия окрасилась в синие цвета. Яркие ленты пробороздили полотно тьмы и взвились ввысь, подобно стае птиц.
– Я не боюсь ошибиться. Моя судьба теперь связана с твоей. Примешь ли ты мой дар?
– Конечно, Кай, я сделаю все, что попросишь! Молю, скажи, где ты?
– …отныне и вовек мы – одно целое.
Огоньки взорвались фейерверками. Птицы превратились в драконов и заполонили все небо до самого горизонта. Кайсин плакала и кричала, а Лю рвал на себе волосы, но не мог найти ее. Она была совсем рядом. Он чувствовал ее тепло, ощущал магнолиевый запах ее кожи. Казалось, стоит протянуть руку, и он сможет ее коснуться. Лю тщетно пытался прорваться сквозь ослепительный свет, загребал воздух руками, рычал и злился. Однако ничего не помогало. Неведомая сила потянула его обратно во тьму, которая теперь полнилась вспышками молний и раскатами грома.
– Мы одно целое, Кай! Я найду тебя!
До слуха вновь донеслась музыка. Она больше не казалась прекрасной, а наоборот, ужасной, отвратительной. Его увлекало все глубже во тьму. Стало невыносимо душно, жарко. На миг он перестал дышать. Ударил гром, и раздался крик.
Ее крик.
– Кайсин!
Лю распахнул глаза и резко сел.
В полумраке виднелся слабый огонек от почти истаявшей свечи. Сквозь тряпицу, что отделяла дом от улицы, доносились шелест листвы и шум ветра. На востоке зачиналась заря, но полный кошмаров мрак еще цеплялся за уходящую ночь. Все это оказалось сном. Наваждением. Бредом.
Или нет?
Лю помотал головой и стер пот со лба. Он был совсем холодным. Жар наконец-то спал, и разум немного прояснился. Лю не мог вспомнить, как вернулся домой. Перед глазами мелькали вереницей спутанные образы пугающих сновидений, и вспомнить хоть одно из них Лю уже не мог. Но шепот Кайсин и ее крики казались настоящими и до сих пор звучали в ушах.
Последнее, что осталось в памяти, – это синее пламя, охватившее небо над площадью. Он видел Кайсин! Слышал ее голос!
Затем все потемнело…
– Малыш? – просипел Лю.
Говорить было больно. Он чувствовал себя опустошенным, слабым. И голодным, словно не ел тысячу лет. Лю не знал, когда притрагивался к еде в последний раз. Кажется, это были те лепешки и рисовое вино, – первая и единственная трапеза, которую он разделил с Кайсин. Сколько бы ни пытался, он не мог вспомнить свою прежнюю жизнь до встречи с ней. Но ту ночь, когда он был счастлив, не забудет никогда.
Ту ночь, когда его прежняя жизнь прервалась навсегда.
– Малыш! – изо всех сил выкрикнул Лю, отчего повалился обратно на солому.
Послышалось копошение и кряхтение, и затем внутрь дома ввалился Жу Пень.
– Братец? Братец, ты очнулся?
– Д-да. Да, Малыш.
Лю попытался встать, но друг подскочил к нему и уложил обратно.
– Прошу тебя, это, не вставай. Ты еще слаб, – Жу Пень был встревожен не на шутку. Он стукнул себя по лбу. – Вот олух! Забыл.
Малыш выскочил из дома, но быстро вернулся обратно с котелком в руках. Зачерпнув остатки отвара, он передал чашку Лю и заставил выпить все без остатка. Терпкий травяной вкус приятно охладил тело и прогнал ноющую боль в груди. Даже дышать стало легче. Лю наслаждался каждым вздохом, закрыв глаза. По голове и спине побежали мурашки, и на миг он смог расслабиться, будто и не было никакой раны.
– Спасибо, Жу Пень, – сказал он улыбаясь. – Я чувствую, как мне становится лучше. Что это такое?
Малыш с облегчением вздохнул. Он отставил котелок и пошарил в темноте возле лежанки в поисках своей гуцинь.
– Дык, этот, Ши-Фу притащил сегодня каких-то травок. Буре… тьфу, бурелистник! Он рассказал мне всякие жуткие истории про чары-мары. Он может тебе
