большом числе явились на Русь греки, чтобы, по воле Владимира, насаждать начала христианской нравственности в тогдашние наши семейные, общественные и государственные отношения, водворять новые правовые понятия и идеалы. Церковь и клир явились органами воздействия на народные массы, и в наши «Кормчие книги» вошли византийские понятия права, как церковного, так и гражданского. Дело не дошло до рецепции чужого права, как случилось на Западе, где германцы вступили в общение с романизованными туземцами; но начались заимствования, являвшиеся прямой необходимостью при водворившихся новых условиях жизни христианского народа. В составлявшихся на Руси «книгах законных» и «мерилах праведных» воспринимались и входили в жизнь понятия и институты византийского права. С течением времени стали известны на Руси Эклога Льва и Константина и Прохирон Василия Македонянина. Из них стали заимствовать наши предки отдельные положения как гражданского, так и, особенно, уголовного права. Занесенный на Русь «Судебник царя Константина», или «Судный закон людем», является наглядным свидетельством воздействия византийского права на русскую народную жизнь. Начавшаяся на Руси письменность, как последствие приобщения к христианству, питалась от богатств Византии. Переводы греческих хроник, приходившие к нам сначала от южных славян, вызвали возникновение русской летописи. Пробудившиеся новые умственные и религиозные потребности вызвали переводы на русский язык разного рода научных трудов того времени, которые стали являться в виде сборников смешанного содержания. Живые торговые связи с Византией вызывали путешествия в столицу империи русских людей, которые приобретали на месте живое знание языка и знакомство с условиями культурной жизни, приносили на родину новые потребности и новые вкусы. Греческие архитекторы строили на Руси каменные церкви, и высокоразвитые художества и ремесла Византии богато украшали обстановку храмов. Живым свидетелем тех времен стоит и доныне Нерушимая стена Софийского храма в Киеве с мозаичным изображением Богоматери. Под воздействием новых идеалов жизни явились монастыри по византийскому образцу, с приходившими оттуда уставами монашеского общежития. Благочестивое настроение тогдашнего общества вызвало паломничество в Святую землю, и один из многих паломников того давнего времени, новгородец Антоний, оставил удивительное по точности описание святынь Константинополя, посешенного им по пути в Святую землю.[98] Нашествие татар, отрезавших Русь от моря, не прекратило упрочившихся в предшествующее время непосредственных сношений с Византией русских людей. Еще раньше татар дикие печенеги понимали выгоды от торговых сношений между Византией и севером, и искусная византийская политика, умевшая по давней традиции времен Анастасия и Юстиниана ладить с кочевниками, сменявшими друг друга в черноморских степях, владела способами поддерживать старые торговые пути. В пору господства татар русские люди по-прежнему ездили в Царьград и Иерусалим и оставались там целыми колониями. Вновь назначаемые митрополиты являлись на Русь со множеством русских людей, возвращавшихся на родину. Знакомство с греческим языком поддерживалось непосредственной связью Русской митрополии с Константинопольским престолом и постоянной дипломатической перепиской.[99]

Когда под напором турок пал Константинополь и не стало более верховного представителя восточного христианства, византийского императора, на Москве вырастало Русское царство. Дальновидная политика римского папы послала на Русь царевну Софию Палеолог, представительницу последней династии византийских императоров. Брак ее с московским великим князем оживил византийские начала, вошедшие в жизнь и народное сознание через принятие христианства и духовное общение с Византией в течение столетий. На московского царя перешли представления о христианском вселенском царе, главе христианского мира. Идеи, сформулированные некогда патриархом Фотием в Эпанагоге о сущности и характере власти византийского императора, вошли в плоть и кровь московского царя. Необходимым завершением этого нового вселенского идеала верховной власти было возникновение патриаршества на Руси. Иисус Христос, истинный Бог, повелевает на земле, и эта власть осуществляется через царя и патриарха. Поскольку государство сливается с Церковью, царь принимает на себя заботу об этом целом. Власть его исходит от Бога, и он есть судья и хранитель божественного и светского права. Он правитель, законодатель и судья, а в отношении Церкви хранитель истинного вероучения и благочестия. Наряду с царем стоит патриарх как верховный распорядитель в делах церковного строя.[100]

С восприятием этих византийских идей на Руси вошли в народное сознание те представления, которые формулировал некогда старец Филофей в таких словах: «Вся христианская царства преидоша в конец и спадошася во едино царство нашего государя по пророческим книгам, т. е. Российское царств два убо Рима падоша, а третий стоит и четвертому не быть». Так понимали и так чувствовали живую действительность русские люди XV и XVI веков. Воспринятое из Византии христианство слилось воедино с русским народным сознанием, и в великом, длившемся в течение столетий споре в недра славянского мира за первенство между Русью и Польшей победа осталась за Москвой, которая своим обаянием верности православию притянула к себе долго пребывавшие в политическом разобщении западно- и южноруссские области, несмотря даже на то, что высший культурный класс обществ изменил вере отцов и своей национальности. Так сплотилось русское государство на основе православия, воспринятого из Византии, и тот крутой поворот в нашей истории, который осуществил Петр Великий, подчинив Русь непосредственному воздействию западной культуры, не коснулся основ нашего национального самоопределения и русского самосознания.

ГОСУДАРСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО ИМПЕРИИ В IV ВЕКЕ

1. ИМПЕРАТОР

Выразителем единства империи и центром государственной жизни был император. Этот старый в республике почетный титул получил со времен Цезаря новый смысл и значение. Когда Цезарь победил всех своих врагов и объединил под своим начальством все военные силы государства, он отбросил в своем гражданском имени Gaius Iuluis Caesar два первых слова и стал называть себя Imperator Caesar.[101] Усыновленный им в завещании племянник его, Октавиан, заявил претензию на это имя и называл себя Imperator Caesar divi filius задолго до того, когда ему удалось собрать в свои руки всю военную силу государства и определить отношения к старым органам государственной жизни Рима и его державы. Военный элемент был сущностью новой центральной власти с самого начала ее существования. С установлением нового порядка не было более в римском государстве самостоятельных командиров военной силы, т. е., как говорили римляне, имевших собственные ауспиции, кроме одного императора. Обладая всей полнотой военной власти на всем пространстве империи, император оставался военным лицом везде и всегда, даже в пределах римского померия, т. е. городской черты, внутри которой прекращалась военная власть римского магистрата времен республики, и в стенах курии, в заседании сената. Как единый глава военной силы, император был источником власти над военными людьми для всех посредствующих органов, т. е. всего состава офицеров, и сам был