Шрифт:
Закладка:
Прицокнув, кучер обратил моё вниманье на себя. Он усмехнулся как-то странно.
Я добавил ещё пару рогов, и мужчина тотчас же отвернулся. Он очень любезно пожелал «спокойной ночи». Мерно щёлкнув кнутом, заставил костистую кобылу побрести, сильно кивая головою.
Мостовая здесь была совершенно побита. Видны были следы от множества карет… Там виднелось что-то яркое, бордовое. Ладонью уперевшись о здоровое колено, я чуть присел — и подобрал. Это оказалась маковый цветок. Ещё не потускневшее, тёмное соцветье с чёрной сердцевиной.
Меня словно слегка знобило…И пух как будто летел на краю поля зренья.
Он набился в уши.
Странный человек. Худой и высокий, с очень толстой длинной шеей стоял за темнеющим кустом бузины. Просто стоял… и смотрел… На меня. Ни жестом и ни вздохом он не выдавал, чего он собственно хотел. Второй человек, по всему совершенно пьяный, спал у неизвестного в ногах.
Я попытался сверить адрес. Начал искать табличку. Но её не оказалось. Только широкий жест извёсткой на торце старого дома.
— Да сю*а тебе! С*да!
Пролетев над мостовой, голос сделался неверным и каким-то особенно вязким.
Субъект стоял. Смотрел всё так же. Вздрогнул внезапно, он поёжился. Глянул налево. И на меня.
Немного поразмыслив, я решил — упрятать конверт поглубже. Так. Просто на всякий случай. Подчёркнуто не обращая на неизвестного вниманье, я развернулся. И подошёл к двери.
На толстом, сколоченном давно и очень надёжно полотне были видны следы от башмаков.
Плечо моё слегка приподнялось.
«… под хвост».
Молоток был сорван. Чуть поколебавшись, я постучал. Немного подождал. И постучал ещё раз. За толстым, со следами старых царапин полотном не было заметно никакого движенья.
— Сильнее! Сильн*е *п-ей!.. Там, всё одно, не сл*ат…
Я не обратил вниманья.
Чуть поведя плечом, в последний раз ударил древесину. Не слишком громко. Просто чтобы убедить…
— ВЫ ЧТО⁈.. КА-КАЯ УТКА?…
Выкрик. А потом уже движенье. Дверь распахнулась. Выбритое до блеска, с совершенно чёрными бровями и белой макушкой, лицо замерло. Внезапно, оно стало вытягиваться глядя на меня. Поломанные уши чуть зашевелились.
— Вы прост…
— Я извиняюсь! — очень резко перебил старик.
И поза его начала напоминать позу лакея. Носок тонкой туфли ушёл вперёд.
… Не знаю почему, но движение это… Весь облик открывшего показался мне знакомым. Не глядя я нащупал в боковом кармане край поломанной печати.
Также не глядя я протянул письмо. Старик его взял. Некоторое время изучал. Наконец — разулыбался… Показал очень длинный ряд из мелких зубов.
— Тридцать вторая, — проконсультировал он. — Очень рад. Прямо очень, очень рад.
И резкое движенье. Если раньше я косился на правый его носок, то теперь был выставлен левый. Старик очень мелко захихикал.
— Я, простите…
— Сейчас-сейчас, — проговорил он, скоро.
Ключ не вынимался.
Из-за его спины из темноты помещенья донёсся какой-то шорох… А может быть мычанье… Я моргнул. Что-то очень, очень знакомое было в этом звуке… Однако мне никак не удавалось вспомнить.
Старик поставил глаза навыкат. Тонкие губы он вытянул уточкой.
— Я попрошу Вас обождать.
— … Ну конечно.
Дверь захлопнулась. По промасленным доскам зазвонила, забила проржавевшая полоска.
Я зделал шаг назад. А затем ещё один. С небольшого отдаленья я попытался разом окинуть весь фасад: самый обыкновенный дом. Очень старый. Весь в облупившейся извёстке и с «островками» зачерневших камней. Целым рядом заложенных окон на первом этаже, поверх которых уже зеленела роза. Она очень редко, но обворожительно цвела.
Ещё шаг назад.
Внезапно на плечо упала ладонь.
Я резко обернулся — и столкнулся взглядом с тощим странного вида человеком. С толстой шеей и выпирающем заросшим кадыком.
Я дёрнул подбородком:
— Вы стоите на моей ног…
— Как Вас зовут⁈
— …
Я ничего не знал об этом человеке, но он уже мне не нравился.
Скинув руку, я распрямился. Чуть приподнялся на носки. Окинул взглядом очень помятую фигуру. Заметил лоснящиеся локти и очень, очень засаленный воротничок.
«Контора. При солидном повышенье, но пока без швена в кошельке».
Я отступил на шаг:
— Ваш друг в порядке?
— Он мне не друг!
— Понятно.
Плечи незнакомца были чуть поджаты. А острый большой кадык его мелко дрожал. Не говоря ни слова я попытался отойти. Позади раздался стук засова…
— Я С НИМ! — оттолкнул меня неизвестный.
Он резко дёрнул. Взял меня под руку.
Старик приподнял совершенно чёрную бровь. Он тонкие губы вытянул трубкой. Осторожно прикрыл за собою дверь. Развернулся, и долго, очень долго возился с каким-то очень хитрым не местного производства замком.
— Господин… я прошу понять: лучше нам пройти с чёрного хода… Сейчас ведь день.
Я всё понял.
Я попытался отступить, но клерк с неожиданной силой потянул меня вперёд. Виляя, полускача и негромко тараторя, старик завернул за угол. Уже спустя мгновенье он в десяти шагах подбирал опрокинутое ведро.
Мы, двигаясь все вместе, обошли кустарник. Плечами потревожили забор.
— Вы извините!.. У нас нынче не прибрано… Немного. Только закрылись.
— Я с Ним! — словно заморская птица, всё тем же тоном вторил тощий клерк.
Он тащил меня вперёд… Впрочем, уже неважно.
Старик резко встал. Чуть пританцовывая он развернулся — левая чёрная бровь оказалась выше правой. «Теперь я понимаю, почему жена от тебя ушла… Флюр, ты вспомни, вспомни лучше сколько с прошлой ночи должен. Иди ты на службу лучше».
Я стоял. Слушал, как шуршат старые липы. И смотрел на возню, в перекате теней. Впереди. Под ветвями цветущей, тонко пахнущей липы, стояло к нам спиною, несколько мужчин. В «приличном» платье, они силились скрутить очень тонкую фигуру. Та отбивалась… как могла. Неумело.
Трое здоровых мужчин… Против неё одной.
— Хв-атит цацкаться со мною! — сквозь тягучий шелест листьев. — Я НЕ ребёнок!.. Не реб… ёнок! Что в-ы… Все на одного, да⁈
«Мальчик», — определил я.
Но уже спустя мгновенье «мальчик» упал. Я различил заколку в волосах. Тонкий нос и почти бесцветные глаза. Заострённые уши, какие могли бы быть у оленёнка.
Юнца подняли. Но он тут же дёрнул рукав. Попытался кого-то ударить.
— Мерз… авцы! Я з-наю, чего Я хочу!
Мы шли навстречу, так что в определённый момент я расслышал аромат алкоголя… Табака и браги.
Кучер (если верить плётке), ухватил-таки мальца за воротник. Он дёрнул — и донёсся треск. Полудух рванулся, высвободил руки и, расставив их, засеменил ко мне. Лёг почти что грудью.
