обрывистый ответ.

Улёгшись, я прикрылся одеялом. Рондель старым диском скользнул по ладони.

— Проходите!

Это была служанка. Всё та же… Я узнал большие зелёные глаза. И длинную юбку. Красные руки.

— Вы же разбудить просили!

' Просил?.. — Я моргнул: — Что ж, очень может быть. Да… кажется, я просил'.

— Да! Вы про дверь-то не забыли?

— Д-дверь?.. Какую?

— Да «окно» которая. Где всё большое поднимаем.

— Да… Что-то такое припоминаю.

Оглядевшись, поднос девчушка водрузила мне на живот. Развернула, чтобы было удобнее.

Посмотрела на грязный носок сапога. (Он торчал из-под края одеяла). Улыбнулась. Что-то для себя отметив, служанка стала подбирать тряпьё.

— Так вы «большой человек»? Господин?

— Н-нет… Я попрошу вас уйти.

Виной тому потрясение дня, или что-то ещё, но меня мутило. Медальон дрожал.

Ряд глухих шагов… Словно лошадь била копытом.

«Вы не волнуйтесь, я никому ничего не расскажу.(Пара шагов). Лица ведь абы кто не скрывает». — ' Я к «лицам» отношенья не имею!'

Пот заливал глаза. Он катился градом.

Разговор был мне в тягость.

Ничего особенного не происходило, сердце уже заходилось. Оно стучало в висках.

«Я… я мог умереть?.. То есть… В самом деле? Мог?..»

Как будто сноп искр пробежался по спине. Иглы вошли под кожу… Тело словно раздулось. Оно осталось тем же, но я просто почувствовал, что оно стало больше. «Не расскажу», — билось в сознанье.

Я лежал неподвижно… но комната, словно дёрнулась в сторону. Я «летел» сквозь стену и наверх.

Я попробовал выдохнуть. Но получилось лишь до половины.

Дёрнувшись, колено расплескало то, то было в тарелке. Охнув, девушка стала вытирать… Светлые волосы. Щека её оказалась у самого моего лица.

Мне захотелось встать!

Идти куда-нибудь.

По лестнице спуститься!

Выпрыгнуть через окно во двор.

ЛИШЬ БЫ НЕ ЛЕЖАТЬ ЗДЕСЬ!

«Знаете… тут слухи ходят. Мол Тран…» — «ЭТО НЕ Я!» — «Ну так я и не про то, — служанка откинула прядь. — Странный вы какой-то… Если что-то понадобиться…» — «Можете идти!»

Мысли метались: «Ме могу…».

Собрав тряпьё в охапку, девчушка двинулась к двери. Остановилась. Она оглянулась.

— Обед будет готов в полдень.

— Да.

— А ужин…

— Я вас понял!..

Тишина.

Большие, очень зелёные глаза моргнули. Служанка развернулась к двери.

— Постойте! — вновь позабыв, я едва не расплескал. — Постойте… Вы случаем не знаете трактира, которым управлял бы дух… Или просто обитал там. Это трактир близ Залива. Он расположен внутри холма и называется «надежда».

— Я о таком не слышала.

— … Спасибо.

Оковка каблуков застучала. Я поднял взгляд. Локоны, словно… тополиный пух. В какой-то момент я словно снова оказался на ветке.

Служанка прикрыла за собою.

Медленный глубокий вдох.

Ещё один… с трудом. Грудину почему-то распирало. Дрожа, расплёскивая суп, я поднос переставил на пол. Откинул одеяло. Встал… Сел… СНОВА ВСТАЛ. Ухватился за цепочку и что было сил натянул её.

Я потянул, протянуть через верх — она зацепилась за подбородок. Оставила, должно быть, красную полоску. Я сел. Опять. Посмотрел на одеяло. На поднос с красивым птичьим узором: золотой благородный лебедь уже расправил крылья, подал грудку вперёд и готов был влететь.

Сапог в серых наплывах оказался всего в паре пальцев.

Там же лежал мой дорожный мешок. Брюки были повешены на обитом красной кожей стуле. Письмо.

Привстав, я… моргнул. Распрямился… И сделал несколько шагов. Взял бумагу. И ноги скрестил уже на полу.

Очень скверный, со многими пятнами подчерк духа почти невозможно было разобрать… У меня когда-то не получилось.

Я поднялся. Надетый кое-как сапог тут же прошёлся по пальцам. Кажется, намятый ноготь начал отделяться. Я поморщился. Припадая на обе ноги добрался-таки до двери и ухватился за ручку… За холодный, очень холодный металл.

Меня по-прежнему ещё била дрожь.

И в горле стоял пренеприятный привкус.

Я прислушался. Медленно выдохнул и отворил: истоптанный ковёр. Дощатый пол по краям коридора. Столик у стены. Драный веник.

Длинный, очень длинный тёмный коридор.

Здесь было тихо.

XII (+ рис.)

Пух летел.

Играя на солнце отдельные, редкие хлопья напоминали перья небесных птиц. С ними играли дети.

Воздух разогрелся.

Многие торговцы прикрыли свой товар тряпьём или ширмой.

По небу необыкновенно скоро, до смешного скоро бежали облака…

И парк то зеленел, а то опять погружался в гнетущий полумрак…

Я нанял карету. Самый простой экипаж, чтобы ни у кого, ни у одного торговца не возникло подозренье… Посмотрев на адрес, извозчик различимо изменился в лице. Он разулыбался.

Я заплатил вперёд, и мы сразу же тронулись. Я завалил голову на бок, как это часто делают люди, ведущие ночной, очень весёлый образ жизни. Рессоры поскрипывала. На перекрёстке мы свернули в противоположном направленье от массивной стены. Выехали к глубокому каналу. И двинулись по кругу. Почти что по прямой.

Передо мной мелькал разросшийся кустарник.

'… Шалудин.

… уже послезавтра я намерен выехать из гор. Залива.

Эти дни придётся провести в отеле «У кошки». Сегодня я намерен пройтись по лавкам: оружейным и мясным… А также нанять человека — проводника, который облегчил бы мой дальнейший путь.

На это я думаю потратить пять швен, остальное же ляжет на счёт в Королевском банке (отделение Залива).

Двор, я полагаю, должен это знать'.

Ругань и крики: пара телег впереди крепко сцепились. Кровельщик, из ближайшей лавки, уже руководил народом, а виновники, очумев, безыдейно дёргали поводья.

'Господин Шалудин…

Я спешу сообщить Вам, что множество переселенцев,уже нашли себе приют на гостеприимной суше гор. Залива. Вполне возможно, что их даже слишком много. Не знаю, к тому ли обращаюсь, но поскольку никого более достойного не знаю, я прошу Вас донести эту новость до Его Величества.

Ваш добрый друг, сэр Гонорат Мизен'.

Строчки эти я набросал в уме, так что теперь оставалось лишь перенести их на бумагу… «Ястреб!»

Наконец, мы повернули. После повернули снова и довольно долго ехали вдоль очень старого дощатого забора. Смотреть здесь было не на что, так что я очень скоро начал считать прорехи.

Заметил очевидный лаз.

«… под хвост».

Наконец, впереди опять показались дома. Двуколка сильно покачнулась. И ещё раз. Кучер натянул поводья. Мы остановились. Чуть привстал, я огляделся.

Определённо это была окраина, но по какой-то причине дома здесь стояли сплошь из кирпича. Все очень старые. Просто дома. Ни каких-то вывесок. Ни прохожего люда.

Единственное движенье: скрываясь за цветущими кустами бузины одинокий