Шрифт:
Закладка:
— А зачем сам куришь? — спросил Шлегис.
— Слабость, товарищ заведующий, слабость. Слабоволие.
— Слабовольные и работают плохо, — неожиданно кольнул заведующий.
— Но я могу и не курить. С этого дня бросаю, товарищ заведующий, — чуть-чуть испугавшись, спохватился Уодегинис и про себя подумал: «Скользкий, гад! Такого голыми руками не возьмешь».
Однако в отчаяние Уодегинис не впал — большую роль играла закалка, приобретенная им во времена хозяйничанья Куягальвиса. Ведь тот заведующий иной раз так гонял подчиненного, что тот с ног падал. Глянь, наберешь мух и червяков, а Куягальвис в тот день о рыбалке и слышать не хочет — подавай ему выпить. Принесешь коньяк — нет, нехорошо, сегодня он пьет только белую. Купишь билеты в цирк — опять не угодил: веди его сегодня вечером амурничать и т. д. И все же Уодегинис чаще всего попадал в точку, и Куягальвис оставался доволен.
Так и с новым, этим Шлегисом, есть ведь у него какое-нибудь уязвимое место. Не может быть начальник совершенным во всех отношениях — таким, как описывают в книгах. И Уодегинис начал последовательно, упорно отыскивать его ахиллесову пяту.
Он рассуждал: не курит... Возможно, охотится или рыбачит? Кажись — нет. Так, может быть, любит подарки? Тоже нет. Возможно, пьет? Не пьет. И в карты не играет. Тогда, наверное, девок любит?
На этом и остановился Уодегинис. Заметил он, что больно уж часто Шлегис письма пишет, однажды сам попросил письмецо в ящик бросить. Глянул Уодегинис украдкой на адрес — ага, какой-то «...овой». Так, есть! Улучив свободную минутку, придвинулся к начальнику и, как бы между прочим, говорит:
— Женщины, товарищ заведующий, как говорится, суть этого мира...
— На мыло их всех! — почему-то рассвирепев, отрезал Шлегис.
— Совершенно правильно, товарищ заведующий. Недаром говорится: где черт сам не справится, туда бабу пошлет...
— И тебя! — снова вскричал заведующий.
На этот раз Уодегинису пришлось покинуть поле боя без победы. Откуда он мог знать, что заведующий несчастливо влюблен? А знать бы следовало. Ведь и сам был женат по недоразумению, не на той, что нравилась, а на той, перед которой угодничал. И все по причине своей слабости — понравилось крепкое хозяйство соседа Мисюса, а нахваливал его единственное чадо: ах хороша, вот уж красавица Веруте, ах девка, словно липка! А вошедшей в годочки «липке» нравилась обходительность Уодегиниса, она как смола прилипла: было ей все равно что́ за мужик, лишь бы в штанах был.
Из кабинета Шлегиса Уодегинис выскользнул в весьма неопределенном настроении и серьезно, по-мужицки задумался. В его кротких, ласковых глазах блеснул стальной оттенок, а это значило, что Уодегинис не сдается, а переходит в наступление, только с другого фланга.
Его сердце особенно оживлялось во время собраний. Едва только заведующий на трибуну, а Уодегинис — в первые ряды и выкрикивает: «Правильно!», «Полностью одобряю!», «Единогласно!» Однажды за выкрикивание с места его едва из зала не удалили, но ведь нельзя видеть перед собой начальника и оставаться равнодушным! Куда бы тогда подевалась человеческая чуткость, о которой частенько пишут в газетах?
Прежде, бывало, чуть занеможет Куягальвис, так Уодегинис, будучи в полном здравии, хоть стонет за компанию, а если уж ему удавалось иногда получить бюллетень, то он болел серьезно, обязательно той же самой, начальницкой хворью. Однажды, когда заведующий животом занедужил, Уодегинис тоже с ремнем на шее куда-то все бегал...
А вот Шлегиса даже насморк не берет, чтоб его в три погибели скорчило! Но, ладно, человек не железный, можно подождать, а тем временем отчего же в чужую жизнь и работу не углубиться? И Уодегинис углубился.
Вскоре доставил он Шлегису целый ворох новостей: инженер что ни день с покрасневшими глазами ходит — видать, водку хлещет; мастер на работу в шляпе и при галстуке является — как пить дать франт и белоручка; бухгалтер женат, дети есть, а с работы почти всегда идет вместе с кассиршей — несомненно распутник; механик постоянно на работу опаздывает на полторы минуты — закоренелый нарушитель дисциплины. Кроме того, и такие есть, что работают не засучив рукава, ноги не вытирают, на пол плюют и т. д. А однажды он ненароком стал свидетелем, как механик во всеуслышание заявил: «Погодите, мы ему еще вставим свечу!»
— Не расслышал кому, но мне кажется, товарищ заведующий, это само собой понятно...
Услыхав все это, Шлегис, как видно, в деле разобрался, так как дал Уодегинису весьма практичный совет:
— Знаешь что? Купи себе мыла. Что ты без мыла лезешь?
Неведомо, воспользовался ли Уодегинис этим мудрым советом, или денег пожалел, но как-то вскоре после этого инженер услышал за спиной бархатный голос:
— Добрый день товарищ инженер! Чудная погода, не правда ли? Может, закурим?
Обернувшись, инженер увидел — Уодегинис глазами лизал его с головы до ног.
— Закурить всегда можно, — улыбнулся инженер. — Но выполнил ли ты приказ заведующего — мыла-то купил?
Мыла, как видно, у Уодегиниса не было, так как дружба с инженером не завязалась. Не везло кладовщику ни с механиком, ни с мастером — они тоже ставили аналогичное условие: мол, хорошо ли намылился? А бухгалтер даже предложил вступить в клуб собаководов — там, будто, можно повысить квалификацию и без мыла.
Время шло, а неизлитое чувство накаляло Уодегиниса, само рвалось из груди. Зная, что женщины чувствительны к нежному словечку, Уодегинис сделал попытку подольститься к кассирше, но и та, оказалось, знала, что рекомендовал Шлегис.
— Что, уже купил? — только и спросила она.
Уодегинис почувствовал будто его мешком огрели. Как же так, неужто даже женщины, которым мужчины при любой оказии комплименты отваливают, пресытились этим лакомством? Нет, тут что-то непонятное... Но что, где зарыта собака?
И только на третий день, после долгих раздумий, Уодегинис случайно откопал эту собаку: да ведь они сами хотят задобрить заведующего, подъехать к нему — вот почему такими сделались! Ах беспозвоночные, слизняки несчастные!
И потрясенный до глубины души, разъяренный, Уодегинис не почувствовал, как в одиночестве прокричал:
— Мыла себе купите! Мыла! Куда лезете без мыла?!
РОЖДЕНИЕ ИДОЛА
Случилось так, что, вовсе не болея, скоропостижно скончался заместитель заведующего нашего учреждения.
После торжественных похорон работники стеснительно, будто бы с огорчением устремили взоры на пустое кресло заместителя, на потертую и блестящую мягкую его обивку, которая слегка уже покрылась
