– Вовка? Апостол? Это ты, что ли?

«И почему я не удивляюсь?» – подумала Даша, но вслух пока решила ничего не говорить.

– А ты думала – кто? Минотавр? – пропыхтел Вовка, отдуваясь. – Ну, мать, тебе худеть надо! Такую фигуру отъела!

Это была заведомая неправда, с фигурой у нее был полный порядок, это Анька снова начала есть на нервной почве, а Даша повышенным аппетитом никогда не страдала. Она тут же поняла, что он нарочно уводит ее мысли в сторону, чтобы не говорить, что он тут делает. Ну, уж это не получится!

– Да, в этом подземелье только Минотавра и не хватает! А ты вообще как здесь оказался?

– А ты как? Опять скажешь, что собачку выгуливала? Только вот у тебя на этот раз ни собачки, ни поводка! И место совсем не похоже на собачью площадку!

«А твое какое дело?» – мысленно огрызнулась Даша. Она поняла, что силы ей придает злость.

– Но все же, как ты здесь оказался? Следишь за мной, что ли?

– Вот еще, не хватало! – Вовка хмыкнул, затем стер улыбку с лица и проговорил озабоченно: – Знаешь, давай все вопросы отложим на потом. Сперва доберемся до безопасного места.

– А оно вообще есть – безопасное место?

Ответа не последовало.

Даша окончательно пришла в себя и пошла дальше своими ногами, отмахнувшись от его протянутой руки. Не надо ей ничьей помощи, сама справится!

Вовка шел уверенно, целеустремленно, как будто хорошо знал это подземелье, что Даша мысленно взяла на заметку. Однако через несколько минут он свернул в очередной узкий коридор, который привел их в тупик, и остановился перед глухой каменной стеной.

– Ну вот, приехали! – проговорила Даша разочарованно. – И что теперь?

– Теперь надо постучать! – И Вовка действительно постучал в стену, причем каким-то особым, условным стуком.

– Кого там принесло? – раздался из-за стены недовольный голос.

– Это я, Михалыч!

– Какой это я?

– Ферзь на Е-8!

– А, Владимир!

Раздался тяжелый скрежещущий звук, и в стене открылась незаметная прежде дверь. Апостол прошел в эту дверь, слегка пригнувшись, и Даша последовала за ним.

Они оказались в небольшом подвальном помещении со сводчатым потолком. Помещение это освещалось допотопной керосиновой лампой, возле одной стены стояли штабелем несколько десятков запыленных, поломанных ящиков, возле другой лежала груда рваных мешков и грязных одеял. Посреди подземной комнаты стоял настоящий бомж – заросший до глаз тип в каком-то жутком, бесформенном одеянии. Не то в мешке дырку для головы проделал, не то от женского платья огромного размера рукава оторвал.

Этот тип быстро взглянул на Вовку, затем перевел глаза на Дашу и довольно долго ее изучал. Затем снова взглянул на Вовку и спросил, склонив голову к плечу:

– Это кого же ты ко мне привел?

– Это Даша, подруга моя. Она чуть не попала под раздачу в Четвертом складе. У них там сегодня большая перестрелка.

– В Четвертом? То-то мне показалось, что я с той стороны выстрелы слышал! – Михалыч помрачнел, закрыл дверь, через которую вошли Даша с Вовкой, запер ее на здоровенный ржавый засов и еще для верности накинул тяжелый крюк.

Закончив эту несложную процедуру, повернулся к своим гостям и проговорил:

– Ну, теперь нас никто не побеспокоит!

– Ну вот. – Вовка повернулся к Даше. – Я обещал привести тебя в безопасное место. Вот и привел. Познакомься – это здешний хозяин, Георгий Михайлович, можно просто Михалыч.

– Можно, – милостиво кивнул Михалыч. – Я не возражаю!

Он придвинул два ящика и предложил:

– Садитесь! Отдохните малость, вы явно устали, если из Четвертого склада шли, да еще под обстрелом.

При этом у него был такой вид, как будто он принимает гостей в Букингемском дворце.

Затем он в том же духе продолжил:

– Я предложил бы вам выпить, у меня здесь очень хороший винный погреб, оставшийся еще от братьев Елисеевых, – он кивнул на штабель ящиков, – да, к сожалению, все вина скисли за прошедшие сто лет, я проверял.

– Михалыч у нас – большой знаток хороших вин! – с уважением проговорил Апостол. – Намек понял! Я как знал, что зайду к тебе, и кое-что прихватил… – С этими словами он достал из своего рюкзака темную бутылку и протянул ее Михалычу.

Тот осторожно взял ее в руки, оглядел при свете керосиновой лампы и с уважением проговорил:

– «Шатонеф дю Пап» две тысячи восьмого года! Прекрасный год был для этого вина! И ты рисковал такой бутылкой? А что, если бы в нее попала шальная пуля?

– А если бы в меня или в нее? – Вовка кивнул на Дашу.

– Человек – создание прочное, не всякая рана для него смертельна. А вот бутылка от любой пули разлетелась бы вдребезги… кстати, Владимир, ты, когда в мою дверь стучал, сказал «Ферзь на Е-8». Значит, это и есть твой следующий ход?

Вовка повернулся к Даше и пояснил:

– Мы с Михалычем иногда играем в шахматы. И вот последнюю партию недоиграли. Но сейчас не самый подходящий момент… может быть, позднее?

– А я лично считаю, что для шахмат и для вина момент всегда подходящий!

– Но у нас ведь гостья, а ей вряд ли будет интересно наблюдать за нашей игрой.

– А вот тут ты прав! Что-то я совершенно забыл о правилах гостеприимства!

Михалыч придвинул еще один ящик, накрыл его вместо скатерти газетой (это была газета «Новоржевские новости» за позапрошлый год), поставил посредине бутылку, затем достал откуда-то из своих запасов две помятые алюминиевые кружки и одну позолоченную чашку тонкого фарфора удивительной красоты с изображенным на нем рафаэлевским ангелом и отбитой ручкой.

– Это – для дамы! – гордо проговорил Михалыч, протягивая эту чашку Даше. – Даме непозволительно пить из вульгарной кружки. Тем более такое благородное вино.

Затем он разлил по «бокалам» густое темно-рубиновое вино и произнес с пафосом:

– За прекрасных дам, озаряющих своим присутствием наши тусклые будни! Настоящие джентльмены пьют стоя!

С этими словами он поднялся с ящика, отчетливо скрипнув суставами. Апостол последовал его примеру.

Даша поблагодарила галантного бомжа благосклонной улыбкой и пригубила вино, стараясь не думать о грязных пальцах, которые держали эту чашку. И не мыли ее, наверно, лет сто, а может, и того больше… Ну, да ладно.

Вино было терпкое и одновременно нежное, с легким ароматом весенних цветов. Однако Даша отпила совсем немного – она боялась опьянеть на голодный желудок. Не хватало еще, чтобы ее тут развезло. Краем глаза она заметила, что Апостол тоже почти не пьет – он только прикоснулся к вину губами.

Зато Михалыч одним глотком выпил почти всю кружку, поставил ее на ящик и снова покосился на бутылку.

– А что это