Долго складываю «дважды два». По моим подсчетам получается что-то около двух с половиной месяцев. Ну около трех.

Я, конечно, не очень разбираюсь в этих женских штучках. Но, как мне показалось, Арина слишком уж округлилась для такого срока. Впереди-то еще целых полгода. Это какая же она станет к родам?

Тьфу ты! Совсем кукукнулся. Прямо как свекровь, которая подозревает невестку во всех смертных грехах.

Лучше бы подумал, как эта вертихвостка умудрилась узнать, что я летал в Америку. И главное — зачем! Всё страньше и страньше. То Кадышев расклад мне делает с предположением, что Арина что-то прознала о посмертной дядюшкиной щедрости. То она сама вдруг заявляется с притязаниями на долю!

Неужели Кадышев? Да ну меня! Я вообще-то уверен в нем, как в самом себе. Даже не так: в себе я не настолько и не всегда уверен, что поступаю правильно. Илья же — скала. Воплощенная честность и верность в дружбе. Нет, он не мог так поступить со мной.

Не желая копить негатив, набираю Кадышева:

— Привет, Илюха. Есть вопрос на засыпку. Только заранее прошу извинить меня, он не очень удобный. Но давай начистоту. Случайно не ты просветил Арину про наследство?

Слышу в ответ сопение. И только успеваю подумать: какая же я сволочь!

— Минин!.. — пыхтит возмущенно, — ты с дуба рухнул или как?

Чешу в затылке, придумывая, как извиняться перед Кадышевым. Действительно, что же это я так про него. Эх, дурья башка. Так ведь и друга потерять можно из-за какой-то профурсетки.

— Илюх. Ну… прости. Совсем я с катушек съехал. Была тут у меня эта. Права предъявляла на долю. Представляешь. А признаваться, как узнала про наследство, отказывается.

— Ладно, проехали, — говорит с явной обидой, но уже более мирно. — Тут и к бабке не ходи, все ясно. Ксения, наверняка, проговорилась. Других вариантов нет. А насчет предъявы, успокойся. Лично ей ничего не причитается. Дрянь деваха! Вот же ж «повезло» тебе нарваться.

— Ты, как всегда прав. Извини еще раз. У меня после ее визитов просто мозги набекрень. Ты там про бабку что-то сказал. Может…

— Ха-ха-ха! — загоготал Илья. — Да, видать крепко она тебя того, прижучила. А представляешь, что будет если ты и в самом деле вступишь с ней в законный брак! Придется тебе не бабку-ведунью, а профессионального психотерапевта подыскивать. Кхм…Пффффф…, ну, Минин, развеселил.

— Да ладно тебе гоготать. Посмотреть бы на тебя в таком водовороте.

— А вот это не получится. Я в связях очень аккуратен. Аххаха! Знаешь, что я тебе скажу, стой на своем и дождись результатов теста. А до этого никаких брачных уз! Понял меня? Да и потом, тебе самому решать. Нет у них законных оснований, чтоб тебя охомутать. Их вообще не существует! Я тебя успокоил?

— Да я как-то не особенно и переживал на этот счет последнее время. Это я тогда сразу был ошарашен всем приключившимся. И то, если бы не убедительное решение Ксении, не стал бы участвовать во всем этом цирке.

— Вот и молодец. Теперь слышу слова не мальчика, а мужа. Ну, в смысле взрослого мужчины. На том и держись. Я с тобой. И не забивай черепушку всякой дрянью.

Кадышев пожелал мне спокойной ночи. Я облегченно вздохнул, убедившись в его порядочности. Повезло мне с другом, да и с компаньоном тоже.

В голове немного просветлело. И словно камень с души упал.

Но минорное настроение не отпускало. Я никак не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок, рассуждая о том, что деньги — это пыль. Вот они есть, а тут смотришь, и нет их. Другое дело жизнь. И как это угораздило меня испортить ее и себе, и Ксюше.

А, может быть, и вовсе стать причиной ее…

Нет, не хочу думать о плохом. Ведь плохих новостей нет. К сожалению, нет и хороших…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23

От NN

— Мам… — Арина в сердцах швырнула сумку на диван. Сама грохнулась рядом. — Мааааам, ты где? — В ее словах сквозило возмущение высшей категории.

Елена Васильевна, оторвавшись от плиты, молча остановилась у входа в гостиную. В глазах ее застыла боль. Тяжело было смотреть на Аришку, полнеющую, как на дрожжах. Еще больнее ее беременность отзывалась в сердце матери с тех пор, как пропала Ксения.

— Глупая девчонка. До чего же глупая и безрассудная, — такие мысли одолевали Елену Васильевну изо дня в день. Ругала она не только Аришку за ее безрассудство. В первую очередь, денно и нощно изводила себя за то, что сама допустила ужасную ошибку. Ошибку, которая стала причиной бесследного исчезновения Ксении.

— Ты представляешь, этот мудак опять меня выставил!

— И поделом тебе, — назидательно ответила мать. — Он же велел не приходить к нему. Забыла?

— Ну вот как ты можешь? Совсем мне не сочувствуешь.

— Я сочувствую тебе, дочка. Только не превышай лимит допущенных глупостей. Смирись. Обещал ведь помочь материально… Даже если ребенок не от него.

— Знаешь что? Надоела ты со своими нравоучениями. От него, не от него! Какая разница.

— А вот это сейчас подробнее. Что значит, какая разница. Получается, прав Матвей, что не собирается жениться на тебе, пока не родится ребенок, и он не убедится в отцовстве?

— Да он вообще не собирается на мне жениться. А ребенок? Да от него! Успокойся. От кого же еще. Все, хватит, я устала.

Арина отвернулась от матери, всем своим видом показывая, что не желает продолжать неприятный разговор.

— Арина, — мать присела рядом, — ну мне-то ты можешь признаться. Я ведь Вас двоих выносила и считать умею хорошо. Слишком быстро располнела. Не сходится по срокам.

— Плод большой. Так в консультации сказали. Ясно?! — Арина была близка к истерике. По всему было видно, что ей разговор не по нраву.

— Ну раз ты уверена, то мне больше и говорить нечего. Извини. Вот только от знакомых стыдно. Всё спрашивают, когда вы распишитесь. А я ведь знаю, что Матвей не собирается регистрировать брак. — По щеке против воли Елены Васильевны пролилась слеза.

— Да, не собирается! И плевать мне на все разговоры. Только я все равно своего добьюсь. Тем более сейчас, когда… — Арина заговорщически посмотрела на мать. Раздумывала, посвящать ли ее в свои планы.

— Что сейчас? Договаривай. Что ты опять задумала? Остановилась бы. Вон что из твоих задумок вышло.

Елена Васильевна, не в силах больше сдерживаться, расплакалась. Воспоминание того трагического вечера вызвало образ Ксюши, в глазах которой не было ничего кроме боли и отрешенности.

Комкая нервно фартук,