Шрифт:
Закладка:
После смерти отца Ярослав вокняжился в Переяславле-Залесском.
Волны гневных феодальных споров, военного соперничества, политических интриг широко ходили по Руси, накрывая ближние и дальние земли. Ярослав тоже часто покидал родной город, участвуя в походах и битвах.
Особенно ожесточенной оказалась для него схватка из-за Новгорода со знаменитым князем Мстиславом Удалым, одним из лучших русских полководцев этого былинного времени. В 1216 году полки Ярослава и других князей Владимиро-Суздальской земли сошлись на боевом поле у реки Липицы с дружинами новгородцев, псковичей, смолян, ставших под стяг Мстислава. Сражение было ожесточенным — Липицкая битва запомнилась на века как пример раздора и братоубийства. Мстислав одолел.
В горячке боя, теснимый многочисленными противниками, Ярослав потерял прочный и дорогой шлем, изукрашенный серебряными накладками. Искусные ремесленники, выполняя княжеский заказ, начертали на одной из пластин молитву-заклинание: «Великий архистратиже господи Михаиле помози рабу своему Федору». Христианское имя Федора Ярослав получил при крещении.
В тот апрельский день 1216 года архангел Михаил не помог князю. Князь, чтобы облегчить бегство, снял шелом и кольчугу да спрятал их под кустом в лесу. Судьба этого княжеского доспеха оказалась удивительной. Он пролежал на поле Липицкой битвы больше шести веков! Лишь в XIX веке эту боевую реликвию случайно нашла крестьянка.
Липицкая битва, усилившая Мстислава Удалого и поднявшая вес и значение Великого Новгорода, нанесла Ярославу не только политический и военный урон. И не только потерей любимого шелома запомнилась она князю. Разгневанный Мстислав отобрал у Ярослава свою дочь — красавицу Ростиславу, выданную за молодого князя незадолго до этого. Пытался Ярослав остудить гнев тестя, вернуть любимую жену, но Мстислав оставался неумолимым.
Смирившись с судьбой, Ярослав оставил свои попытки и женился вновь. Новой женой его стала княжна Феодосия, сестра рязанского князя Ингвара. В 1219 году родился у них первенец, при крещении его нарекли Федором, как и отца. А на следующий год появился еще один сын. Его назвали Александром.
Первые годы юного княжича прошли в Переяславле. Здесь открылась ему спокойная душа родной природы. Здесь услыхал он первые рассказы о былинных богатырях, защитниках родной земли. Здесь открывалась перед ним — страница за страницей — русская жизнь, частью которой был он сам. Весь строй древней жизни служил тому, что человек с ранних дней чувствовал свою неотторжимость от того бытия, которое текло вокруг, словно русская река, шумело, как таинственный лес, билось удивительным родником…
В мальчиках тогда рано начинали видеть маленьких мужчин. Уже в совсем юном возрасте ждал княжеского сына средневековый рыцарский обычай — постриги. И юного Александра ждал этот строгий обряд. В Спас-Преображенском соборе чтимый всеми переяславцами епископ Симон подрезал княжичу нежные кудри — вместе с ними, как считалось, падало к ногам мальчика, оставалось в прошлом детство. И начиналось тревожное для юного сердца, полное уже не детских забав, а воинского и иного учения отрочество.
Учение
Княжич был препоясан мечом и «всажен на конь». Отныне начинался для него рыцарский — княжеский — путь. Отныне он — еще маленький мальчик — покидал женскую половину княжеских покоев и переходил под опеку воспитателя-дядьки.
Александра стал воспитывать княжеский боярин Федор Данилович. Он учил княжича многому. Учил и простым вещам: «Еде и питью быть без шума великого. При старших молчать, мудрых слушать, старшим повиноваться». Учил и грамоте, в чем помогали дядьке искусные в письме и чтении монахи. Особенно часто они читали княжичу Библию, повторяли многие места по многу раз. Юный ум крепко схватывал сказочный библейский текст. Александр запомнил многие страницы из священного писания и в зрелые годы, легко вспоминая, пересказывал их дословно.
Но еще больше любил он чтение летописей — русская история в лицах вставала перед ним, и он ощущал себя ее живым продолжением. Записанное на листах тонкого желтоватого пергамента соединялось с реальной жизнью через еще живущих людей и их деяния. Со страниц «Переяславского летописца», в котором записывались сведения о событиях в родном княжестве, узнавал он о своих предках и родичах, их подвигах и делах. Узнавал об истории родного града — строительстве храмов и укреплений, о пожарах и небесных знамениях, о голодных неурожайных годах и набегах врагов.
Особенно часто рассказывали княжичу о его великих предках. Дедом Александра был Всеволод Большое Гнездо — знаменитый русский князь, правивший в середине XII века. Дальше род их поднимался к основателю Москвы Юрию Долгорукому, сыну великого князя Владимира Мономаха. От Мономаха род уходил к Ярославу Мудрому. От Ярослава к Владимиру Святому, крестившему Русь в 988 году, и в конце концов поднимался к легендарному Рюрику.
Предания семейные свято хранили в княжеских родах, и потому Александр слышал их с малых лет. Слушал рассказы о могуществе деда Всеволода, который мог «Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать». О политическом и военном искусстве Мономаха, умевшего давать отпор воинственным степнякам. О государственной мудрости Ярослава Мудрого, давшего Руси первый писаный закон — «Русскую правду». О великой святости дела — крещении Руси, осуществленного решительным князем Владимиром.
И потому, хотя князь взрастал не в стольном Киеве, не в гордом Новгороде, а в скромном Переяславле, виделась ему в рассказах и откладывалась в душе вся необъятная Русь.
Чтение и рассказы побуждали быть похожими на людей, совершавших дела необычные, память о которых не умирала, а заносилась в книги, которые, как казалось мальчику, лежали вечно в монастырских и княжеских заветных хранилищах, и потому вечной была и намять о великих делах, о доблестных воителях, не убоявшихся сильных противников, дальних дорог и грозных знамений.
А еще дивили его книги византийские, переложенные монахами на русский язык. Особенно поражала необыкновенная «Александрия» — повесть о подвигах Александра Македонского. Великий воин, строитель огромной империи потряс воображение княжича Александра. Было кому подражать на этой земле!
В постоянном учении существовали и трудные стороны. Монахи и дядька учили считать, писать заставляли помногу, отрывая от игр и развлечений. Утомительно было сидеть и на княжеском суде, куда его иногда водили слушать малопонятные речи — жалобы истцов и объяснения обвиняемых, постигать трудную для молодого ума череду законов и правил — «Русскую правду», данную народу два века назад