Стул Мишутки тоже шатался, но это я списала на неугомонность маленького непоседливого медвежонка, который, как и все дети, любил качаться на стуле. Размеры синей мисочки меня немного смутили, но вот содержимое… Рисовая каша на молоке, со сливочным маслом, медом, орехами и курагой. Малыша очень любили! Похоже, что родители все еще были вместе только ради ребенка.

Кашу я начала есть с удовольствием, жаль, полакомиться вдоволь мне не удалось – стул заскрипел, разломался, и я полетела на пол, увлекая за собой тазик с кашей.

Вот! Теперь все было правильно! Если, конечно, исключить тот факт, что мои джинсы и футболка были все в брызгах каши… Ложиться спать в таком виде было нельзя.

Я осмотрелась: розовые ситцевые занавески стали моим спасением. Через десять минут я не только оттерла кашу от одежды, но и вытерла руки и лицо. Занавески немного слиплись, да ничего…

Последним этапом моего маршрута была спальня. Но в этот раз планировка избы меня удивила – двери было три.

За первой дверью находился просто чулан, наполовину заполненный старой мебелью и прочим хламом.

За второй дверью находилась просторная светлая спальня с двумя кроватями, разделенными тумбочкой… Опять проблемы с реквизитом? Где третья кровать?

Третья кровать нашлась в третьей комнате… И что это была за кровать! Большая двуспальная, с балдахином с кружавчиками, розовым шелковым покрывалом и горкой белоснежных подушек. С местом для сна я определилась сразу, но меня одолевали некоторые сомнения:

Если это детская, то вместо Мишутки здесь живет Микаэлла – очень избалованная особа. Комната родителей в сравнении с этой была весьма аскетичной. Был еще вариант, что это комната родителей. Но тогда получалось, что медвежат двое… А это уже четыре медведя! Опять не по сценарию… Хотя, мисок на столе было три… Были, конечно варианты: «Я сегодня на диете, ужинайте без меня!» или «Мишутка, ты наказан, и остаешься без ужина!», но я разом их отмела.

Время! Время поджимало. Надо ложиться спать!

С этими мыслями я улеглась поверх шелкового покрывала прямо в кедах и отвернулась к стене. Сейчас я усну, а проснусь, как уже было не раз, от звона будильника на диване в своей квартире, чтобы в спешке собираться на работу, где меня ждут недоделанные дровосеки… в смысле – не законченные куклы лесорубов… а премьера уже на следующей неделе.

Но проснулась я не от будильника, а от того, что над моим ухом кто-то возбужденно дышит.

Что за фигня? Я резко села на кровати, столкнувшись нос к носу с упитанным чернявым детиной, заросшим трехдневной щетиной.

Детина взглянул мне в лицо, побледнел, с неимоверной скоростью забился в дальний угол комнаты и начал испуганно орать.

Помощь в лице родителей, нагрянула незамедлительно, но застыла в дверях, опасаясь покарать обидчицу дитятки.

Сон продолжался. Так, что там по сценарию? Окно, побег и… все на этом.

Я ринулась к распахнутому окну под оглушительные вопли «Хватай ее!», «Держи!», «Стой, воровка!». Ага! Десять раз!

Не учла я только две вещи: ультратонкую москитную сетку и газовый тюль, в котором запуталась, как в паутине…

- Еще она порвала москитную сетку и оборвала гардины в спаленке Мишутки. – закончила рассказ о моем вредительстве госпожа Потапчук.

Инквизитор хмыкнул и подошел ко мне. Один из стражников закончил записывать показания потерпевшей стороны.

- Сударыня, назовите свое имя и род. – инквизитор впервые обратился ко мне. – И скажите, наконец, что вы здесь делали и что у вас с лицом?

- Я здесь спала… - ответила я на самый простой из вопросов. Но вот лицо… это заставило задуматься.

Я подняла руки и стала ощупывать левую сторону лица. Шрам был на месте.

Никогда раньше я не видела себя во сне со шрамом. В своих снах я всегда была молодой и красивой, как пять лет назад…

Я была очень красивым ребенком. И моя предприимчивая мама сразу начала извлекать из этого выгоду и готовить меня к блестящему будущему.

Бальные танцы, латиноамериканские танцы, школа актерского мастерства, школа моделей… Для рекламы я начала сниматься, наверное, лет с четырех. Потом пошли роли в кино. В шестнадцать я была профессиональной моделью – съемки, презентации, модные показы. У меня была своя, уже отдельная, квартира. В восемнадцать жизнь потекла рекой – вечеринки, поклонники, известные друзья.

Но я влюбилась в театр и решила стать актрисой. Здесь я тоже всегда была в центре внимания – со мной хотели общаться, меня звали в компании и на вечеринки. Девушка-звезда. Девушка-мечта. Все, как мотыльки, слетались на мой успех и красоту… Как жаль, что тогда я этого не понимала.

Уже на последнем курсе за мной начал ухаживать богатый бизнесмен… Это и стало началом конца.

Меня заказала его предыдущая пассия. На меня напали двое в подъезде моего дома, когда я возвращалась с занятий. Один держал сзади, а второй полоснул ножом левую сторону лица, так, чтобы глубокий разрез тянулся от лба, рассекая бровь ровно посередине, до подбородка. В довершении, мне плеснули каким-то химикатом прямо в рану…

- Главное, что глаз не пострадал. – заключил пластический хирург лучшей столичной клиники, в которую устроил меня Влад. Мой тогда еще жених, приехал сразу, как узнал о нападении, переживал, поддерживал и обеспечил операцию.

- Главное, что глаз не пострадал… - утешала я себя в санатории, куда отправила меня мама для душевного восстановления.

Красоты больше не было. Жениха – тоже.

Его оттолкнуло не столько мое уродство, сколько депрессия и апатия, накрывшие после неудачной операции.

Никто до сих пор не знает, как так получилось, но лучший хирург повредил мне лицевой нерв, заставив пол лица навсегда замереть безжизненной маской. Шрам тоже с первого раза толком не убрали, боялись еще что-нибудь повредить. А потом мне уже было все равно… Шрам навсегда перечеркнул мои мечты о сцене, карьеру модели и вычеркнул из жизни почти всех друзей.

В санатории я познакомилась с Мариной, задорной и очень своеобразной сорокалетней женщиной. Она была первой, кто смотрел на меня без испуга, отвращения или плохо скрываемого чувства вины. Знаете, так иногда смотрят на уродцев, чувствуя себя виноватыми в своей полноценности, или в том, что у тебя все хорошо, когда у других горе. Это чувство вины заставляет людей отворачиваться, не смотреть.

Марина видела во мне просто человека, молодую девушку и интересного собеседника. Она открыла мне двери в совершенно новый мир, полный чудес и впечатлений – мир авторской куклы.

Моя новая подруга была мастером-кукольником. Нет. Не так… Марина была МАСТЕР!

Ее куклы были необычным отражением разных эпох, она создавала их по мотивам известных полотен, но они жили собственной жизнью, творили свою историю. Разглядывать их можно было часами, ощущать неповторимую энергетику, влияющую на твои собственные эмоции, заставляя сопереживать, грустить, радоваться и верить в лучшее. Эти куклы были словно живые. В расписанных глубоких глазах бликами отражались частички души МАСТЕРА. Они жили своей жизнью, играли свои роли…