Что доставил Раваццани? Я не мог даже предположить, но был уверен, что мне это не понравится.

— Не сомневаюсь. Я обязательно пришлю тебе что-нибудь взамен.

— На твоем месте я бы сосредоточился на своем бизнесе и семье. ― Его голос был низким и жестким, в нем звучала явная угроза.

Только я не принимал угроз от этого человека. Я не принимал угроз ни от кого.

Я улыбнулся.

— Тогда это счастье, что ты не я, нет?

— Как поживают твоя жена и дети? ― спросил Раваццани. — Твоя младшая сестра? Они, должно быть, были рады видеть тебя по возвращении.

Еще больше насмешек. Я хотел обхватить его шею руками и сжимать до тех пор, пока его глаза не вытекут из головы. Пока кровеносные сосуды не лопнут, а кожа не станет фиолетовой. Он вытащил мою жену и детей из постели и держал их на мушке. Это было непростительно в нашем мире, где жены и дети всегда были недоступны.

Раваццани, должно быть, устал, потому что он сказал:

— Мне пора идти, Энцо, но я надеюсь, что ты будешь беречь себя.

— Да, береги себя, Фаусто. Пожалуйста, поцелуй за меня свою прекрасную жену?

Мне был слышен его тяжелый сердитый выдох, и меня порадовало, как сильно я его разозлил. Словно мы были друзьями, он сказал:

— Будь добр, повтори то же самое с Мариэллой. О, постой. Кажется, она ушла, да? Жаль. Помнится, ты так привязался к своей mantenuta — любовнице.

Неужто он вспомнил о Мариэлле взамен моей жены, желая заморочить мне голову?

Линия оборвалась, и я подхватил стакан с водой, который стоял на краю кровати, здоровой рукой и бросил его через всю комнату. Плечо пронзила боль, когда стакан разбился о дубовые панели.

Я зарычал:

— Brutto figlio di puttana bastardo — Ах ты, сукин сын, ублюдок!!

— Успокойся, ― огрызнулся Вито. — Ты порвешь свои швы.

— Анжела, дети — они в безопасности, нет? ― спросил я.

— Sì, certo — Да, разумеется. Не волнуйся, ― сказал Вито, уже набирая текст на своем телефоне. — Раваццани не найдет их в Англии.

Молился, чтобы не нашел. Несмотря на то, что наш брак был по расчету, я беспокоился об Анджеле. Она была хорошей женой и замечательной матерью для моих сына и дочери. Видеть, как их троих держат на мушке, было самым страшным моментом в моей жизни. После того как меня схватили, Вито отправил мою семью к другу в Англию, чтобы они были вне досягаемости Раваццани.

— Посылка, ― сказал я. — Что это было?

Мой брат проверил свой телефон.

— Они нашли коробку. Она была внизу у дороги, ее бросила проезжавшая мимо машина.

— Что было внутри? ― спросил Массимо.

— Помнишь эксперта Раваццани по компьютерам, того самого, которого мы шантажировали, чтобы помочь нам убить Раваццани? Вик, полагаю. ― Взгляд Вито встретился с моим. — Это его голова.

Cristo — Христос.

— Остальное?

— Без понятия.

Никаких угрызений совести я не чувствовал. Вик был для меня средством достижения цели, средством, подходящим для работы в данный момент. Но это средство не сработало, так что теперь от него не было никакой пользы.

Массимо внимательно смотрел между мной и Вито, его лицо выражало нетерпение.

— Что теперь? Мы отправим сообщение обратно или пойдем и убьем его? ― Массимо по очереди хрустнул костяшками пальцев — раздражающая привычка, оставшаяся с детства.

— Мы недостаточно сильны, ― сказал Вито. — Энцо нуждается в восстановлении, и необходимо устранить ущерб от его похищения.

Брат не ошибся. Нахождение в плену у Раваццани ухудшило мое положение в Ндрангете. Большинство наших союзников дезертировали, а противники воспользовались этой возможностью, чтобы напасть на наш бизнес. Благо, предприятие по компьютерному мошенничеству стоимостью в миллиарды евро не пострадало. По-прежнему мы приносили прибыль, а это означало, что все остальное я мог восстановить.

Раваццани пытал меня, добиваясь этого бизнеса по мошенничеству, совершал невыразимые поступки, вынуждая меня подписать его. Впрочем, я так и не сломался. Он был далеко не первым, причиняющим мне боль, кто заставлял меня истекать кровью. Покойный отец, бывший Дон Д'Агостино, глава Неаполя, научил меня боли. Он приучил меня терпеть агонию.

— Не вздрагивай, иначе я сделаю тебе еще больнее, ― сказал мой отец. — Ты должен быть сильным, Лоренцо. Сильнее, чем все остальные.

Однако все было по-другому. Раваццани искалечил и унизил меня.

Поступил со мной хуже, чем с собакой. На протяжении нескольких дней меня оставляли прикованным и голым, а сейчас из-за него я утратил свою семью и свободу. Это перевернуло мой разум и подогрело мою ярость.

Я изменился. Того цивилизованного человека, что был прежде, во мне больше не было. В настоящий момент я был не человеком, существом, исполненным ненависти и мести, и Раваццани заплатит за это.

Бросив взгляд на своих братьев, я сказал:

— Он будет искать меня на суше, поэтому мы остаемся на воде. Мы будем в безопасности и будем умнее. Вместе мы сильнее.

— Вместе мы сильнее, ― повторяли мои братья девиз семьи Д'Агостино.

— Купи новую яхту, ― сказал я Вито. — Сделай так, чтобы никто не знал, что она моя. Отправимся на запад и затаимся на Французской Ривьере.

Мои братья удалились, оставив меня одного, и я в изнеможении закрыл глаза. К черту Фаусто Раваццани. В эту игру всегда играл я, а не он, и мне больше всего на свете нужно было время.

Сначала я уничтожу все, что было ему дорого, пока не останется ничего.

Глава вторая

Джиа

Нынешние дни

Милан, Италия

Женщина что-то кричала мне в лицо по-итальянски, только у меня не получалось ее понять. Отчего она была так чертовски зла? В это утро я пришла на работу вовремя, с пирожными и капучино в руках, полностью готовая к началу рабочего дня.

Для того чтобы вывести меня из себя, потребовалось многое, так что я просто потягивала свой кофе, пока Валентина не закончила разглагольствовать, ее оливковая кожа окрасилась почти в пурпурный цвет. В модном доме, где я проходила практику, она работала помощницей Доменико, который был владельцем и главным дизайнером, и, похоже, я ей не очень нравилась.

Впрочем, я здесь не для того, чтобы искать друзей. Хотелось узнать, как воплотить свои замыслы и создать бренд, стабильный авангардный бренд, как у Доменико. До двадцати пяти лет он основал один из наиболее эксклюзивных лейблов в мире.

— Non capisco — Я не понимаю., ― сказала я, когда Валентина перевела дух. — Lentamente — Медленнее. ― Я просила