Шрифт:
Закладка:
Самое важное увидел, и на него важно сказать тебе, очень важно. Ты мне, Ольгунка, поверишь, знаю, — и это _в_е_р_н_о, что скажу, это — _с_о_в_е_с_т_ь_ чистая моя говорит тебе. Знай, Ольга, что уже давно, поняв _т_е_б_я_ во всей полноте, _г_л_у_б_о_к_о… внутренне молясь на тебя, на святое и непоколебимое в тебе, — давно я понял, что ты, _т_а_к_а_я, рано или поздно, _д_о_л_ж_н_а_ была бы (совершенно независимо от моей любви к тебе и от твоей любви ко мне) сделать «расчистку» твоей жизни, не могла бы оставить _т_а_к, _б_е_с_с_р_о_ч_н_о. Ты, чувствуя, что _ч_т_о-т_о_ _н_е_ _т_о, и то, что есть, — не отвечает тому, что должно бы быть в освященном союзе, что такое уже мучает твою совесть, томит тебя и делает жизнь безрадостной, бесплодной, _н_у_д_н_о_й… ты, _т_а_к_а_я, _н_е_ _м_о_г_л_а_ _б_ы_ _о_с_т_а_в_и_т_ь_ _т_а_к, ты стала бы пересматривать, проверять, призывая Господа помочь тебе в этом пересмотре, и, сделав вывод твердый, приняла бы _р_е_ш_е_н_и_е. Все равно, приняла бы, даже и не «встретив» меня. Бесцельность, безрадостность, — без намека даже на «душа в душу» —! — необщность взглядов на жизнь, на _т_в_о_и_ цели, (а у тебе _е_с_т_ь, есть! — и всегда были, назревали! — эти _ц_е_л_и), «разноязычие», (а это очень важно!) — ведь _д_у_м_а_т_ь, чувствовать и понимать исчерпывающе, можно лишь на _с_в_о_е_м_ родном языке, — как бы ты хорошо ни знала чужой, — пусть «общий», 3-ий язык! — разность (а это безусловно!) во вкусах, мироощущении, мироприятии, разность — и сколь же потрясающая! — _в_е_р, — даже при всем желании _п_р_и_н_я_т_ь_ (понять!), ибо _в_е_р_ы-т_о, разные, _к_р_о_в_н_ы_м_ закрепленные, — _р_о_д_а_м_и! веками! — _в_с_е_ _э_т_о, соединившись, _з_а_с_т_а_в_и_л_и_ бы тебя, именно _т_а_к_у_ю, какая ты, — томиться, (а это уже да-вно сказалось!), ис-томиться и… принять, в конце концов определенное решение. Вот моя _п_р_а_в_д_а. Верь, Оля. Если я раньше не говорил тебе этого, то лишь потому, что _н_е_ _м_о_г. Я не мог, не смел вмешивать себя, и не мог бы отрешиться от мысли, что ты увидишь в этом (могла бы почувствовать так, хоть «боковинкой» мысли-чувства!) мою пристрастность, мою попытку подтолкнуть тебя… я боялся смутить твой — пусть очень относительный, — семейный мир, твою и без того мятущуюся, страдающую душу. Ведь я же — ты понимаешь — _с_л_и_ш_к_о_м_ захвачен _э_т_и_м, ведь от этого зависит такое безмерное для меня, и — для тебя! Я _н_е_ _с_м_е_л. Теперь я говорю это легко (с душевной стороны), свободно. Я получил право на это — от тебя, Оля моя, чистая моя. Ты, _с_а_м_а, поставила этот вопрос о жизни, сама, — и так это понятно, ибо отвечает _в_с_е_м_у_ в тебе, — и сказала мне, что ты _у_ж_е_ поставила. Тогда я получил право сказать то и так, что — и как — и сказал тебе. Веришь?
Да, ты веришь. И понимаешь, _п_о_ч_е_м_у_ _я_ _н_е_ _м_о_г_ касаться сего. Да, я _п_о_м_о_г_ тебе, я не раз — чуть ли не до письма 25.IX, — высказывался, — но косвенно, и укорял себя за это, что я «позволяю себе смущать тебя», «подталкивать»… — я тебе открылся во всем, — это уже я _н_е_ _м_о_г_ сдержать в себе, — пусть будто безотчетно! — но я никогда не думал, что я — вправе говорить то, что я теперь выговорил. Я — для себя — все решил, бесповоротно… — или безумец я, чтобы отказаться от величайшего Дара — от _С_в_е_т_а, от _т_е_б_я, бесценной моей!? — но _в_н_у_ш_а_т_ь_ тебе, воздействовать на тебя, — _д_л_я_ _с_е_б_я! — я не смел. Вот это главное, на что я должен ответить, — и ответил.
Оля, повторно: _в_р_е_м_я… — _с_р_о_к_и… — да, я не смею ускорять, это твое дело, и это — не только от личных воль зависит. Для многого — и очень дорогого — срок очень важен… — если решение будет светлым для нас, но безотносительно к _э_т_о_м_у… Оля, ты дорога мне, ты желанна, ты — _м_о_я_ — вне времени! — вне годов твоих и моих: ты — моя Душа, и без тебя я не могу уже — в _в_е_ч_н_о_м, _у_з_н_а_в_ тебя. Я знаю: так думаешь и ты.
«Куликово поле» я переписываю и м. б. сегодня (завтра) дошлю из начала. Пишу пером потому, что ночью нельзя стрекотать машинкой, соседи могут серчать. А машинка здравствует. Должно быть они — перо и машинка — притерпелись и — не ревнуют. «Оспа» моя привилась, не мучила, присыхает, t — утром 36,5, и я мог поехать на завтрак. Завтрак был необычно обильный и, должно быть оглушающе дорогой. Но попал в такую большую компанию (много «экранных» деятелей), что мы с пригласившим меня отложили личный разговор до следующей встречи — интимной. И снова — смешно! — новые по… читатели, по… читательницы… и снова мое «в ударе» (это все от тебя!) и… увлекание (без моей в том вины!). Одна дама (лет к 50, замужем) оказалась из рода «староверов-беспоповцев»647, но, кажется, замужем за евреем! — каково бр..! — со-че-тание-то! — родом из г. Коврова, Владимирской губ. — вдруг объявила мне: «знаете, что странно… я узнала себя… почувствовала себя в Вашей _ч_у_д_е_с_н_о_й_ _Д_а_р_и!» Я «признательно» поник головой. Ну, понятно, _о_ч_а_р_о_в_а_л. Я теперь все и вся очаровываю… такая полоса выдалась. Или уж я _п_о_ю… от _о_п_ь_я_н_е_н_и_я? От трепещущей-плещущей радости во мне? Но что странно! Человек, лет 8–10 меня не видевший… вдруг: «ка-ак Вы изменились…!?»… Я… настороже… — ? — «Вы _у_ж_а_с_н_о… помолодели!» Слава Богу. Вышел с завтрака — в 4 ч. — с 12–30! Весна. Тает. Солнце. Я _с_в_е_т_л_о_ прошел по ярким (и грязным, от снега) улицам, но поспешил в metro, т. к. в 5 должны были приехать гости, а потом и «юные мои». Остались недовольны моим портретом (у тебя который): «у Вас сильное лицо, а это… для Вас — без лица». И правда. Я недоволен. Все-таки я себе «заработал» _л_и_ц_о. Хорошо сказал В. В. Розанов648: «Писатели выслуживают себе _л_и_ц_о, (и это и в физическом смысле!) выписывают себе лицо, как чиновники — пенсию». Хочу — или пересняться, или переснять, с ретушью, портрет снятый в Риге, в 36 г. — он очень удачен, только там очень _т_я_ж_е_л_о_е_ лицо. Но все хвалят. Но КЭ.К 5К6 Я тебе-то, детка, перешлю? Уменьшить до… фото-паспорта? Но тогда все _с_л_и_н_я_е_т.
О встрече в 36 г. — думаю — ты, м. б., и права. Твои «сумасшедшие» письма дороги мне, о, как же дороги! Но ты, Олёк, поступай так, как тебе необходимо, как тебе лучше. Я на все
