После Октябрьской социалистической революции мировая роль русской литературы особенно возросла. За последние десятилетия она интенсивно изучается во всем мире»[1635].

«Сессия определила ближайшие задачи советских литературоведов в области изучения мировой роли русской литературы»[1636].

Идеи мирового влияния русской литературы были близки ректору университета: А. А. Вознесенский добился организации в Ленинграде специальной секции, к работе которой привлек университетских ученых, в том числе и филологов:

«30 мая состоялось собрание ученых-славяноведов, посвященное созданию Ленинградской научной секции Славянского комитета СССР.

Вице-председатель Славянского комитета СССР проф[ессор] А. А. Вознесенский подробно ознакомил собравшихся с задачами секции. Перед ней широкое поле деятельности по разработке проблем истории, права, экономики и этнографии славянских народов, а также вопросов лингвистики, активному сотрудничеству в журнале “Славяне” и т. д. На очереди – подготовка ко второму Всеславянскому конгрессу, который намечено провести в мае – июне 1948 года.

В прениях приняли участие член-корреспондент Академии наук СССР Д. К. Зеленин, профессора В. В. Мавродин, В. А. Десницкий, М. И. Артамонов, А. В. Венедиктов и другие.

На собрании избрано бюро Ленинградской научной секции в составе членов-корреспондентов Академии наук СССР проф[ессора] М. П. Алексеева, Е. С. Истриной и проф[ессора] А. В. Предтеченского. Руководителем секции избран проф[ессор] М. П. Алексеев»[1637].

Впрочем, идея мировой значимости русской литературы не мешала разработке традиционных для советских исследователей тем. Например, 2 июня 1947 г., в день годовщины смерти «всесоюзного старосты», в Пушкинском Доме состоялось открытое научное заседание на тему «Михаил Иванович Калинин и вопросы социалистической эстетики»[1638].

Б. М. Эйхенбаум не забыт критикой

К началу лета 1947 г. казалось, что гроза миновала. 29 мая на партсобрании Пушкинского Дома даже отмечалось, что Институт не только успешно справился с проведением в жизнь решений партии, но и не допустил перегибов:

«Тов. ПАПКОВСКИЙ[1639] – В сложных условиях реализации решений ЦК наша парторганизация не допустила грубых политических ошибок, перегибов, которые имели место в других институтах и которые легко можно было допустить. Наиболее острый участок – Отдел новой русской литературы под руководством тов. Мейлаха – хорошо и быстро сумел перестроить свою работу. ‹…›

Тов. ПЛОТКИН – В свете решений ЦК ВКП(б) надо было повернуть всю работу Института и парторганизация с этой задачей справилась успешно, в то время как в других, родственных нам, организациях, как говорят, «наломали дров». РК ВКП(б) в этом вопросе нам много помог, подсказывал решения. В результате бережного отношения к кадрам научных сотрудников, допустивших в своих работах и высказываниях ошибки, созданная деловая обстановка и сама атмосфера обсуждения позволила этим людям преодолеть “срывы” и на новом материале доказать, что ошибки эти ими осознаны и преодолены. Я имею в виду новую работу тов. Эвентова о Калинине, также работу В. Н. Орлова о Блоке, получившую высокую оценку. Также работает т. Эйхенбаум над материалом Толстого, где он по-новому ставит и разрешает вопросы. Главное звено в работе было определено правильно, и парторганизация его решила правильно»[1640].

Но 21 июня 1947 г. в «Литературной газете» была напечатана статья Я. Каменского «Ложные параллели и порочные выводы», адресованная Б. М. Эйхенбауму как исследователю творчества Льва Толстого. Поскольку тон статьи легко прочитывается уже в заглавии, приведем лишь основные положения публикации:

«В работах Б. Эйхенбаума о Толстом есть немало интересных и новых материалов, характеризующих то идейное и литературное окружение, в котором развивалось творчество великого писателя. Но выводы, сделанные на основе этих материалов, редко бывали верными и удачными. Исследователю мстил не преодоленный им формализм. Несомненно, что за последние десятилетия Б. Эйхенбаум стремился уйти и действительно ушел из того замкнутого в самом себе изучения “литературного ряда”, которое было характерно для начального периода работы формалистов.

Однако даже широко привлекая в своих работах о Толстом факты идейной жизни эпохи, Б. Эйхенбаум в этой новой для себя области зачастую по-прежнему пользовался старыми методами. ‹…›

В своих работах Б. Эйхенбаум исследует не совокупность взглядов того или иного писателя и мыслителя, не его мировоззрение в его классовой обусловленности, а вырванные из контекста и в таком виде удобные для произвольных сопоставлений фразы и обороты. Только таким путем Б. Эйхенбаум мог прийти к выводу о “совпадении мнений Прудона и Толстого о войне”. Он сближал националистическую книгу Прудона, провозглашавшую: “Слава войне!”, исполненную мелкобуржуазного восторженного преклонения перед военщиной, с гениальным романом Льва Толстого, проникнутым народными, гуманистическими идеалами.

Прошло более 15 лет с тех пор, как Б. Эйхенбаум создал легенду о влиянии Прудона на Толстого. К сожалению, исследователь продолжает применять прежние методы и сейчас. В “Трудах юбилейной научной сессии” Ленинградского университета, вышедших в 1945 году, напечатана статья Б. Эйхенбаума “Очередные проблемы изучения Л. Толстого”, в которой автор допускает чудовищное сближение взглядов Льва Толстого со взглядами… Н. Я. Данилевского, махрового реакционера и националиста!»[1641] и т. д.

Одновременно с выходом статьи Я. Каменского до Ленинграда дошел свежий номер журнала ЦК ВКП(б) «Большевик», в котором был напечатан обширный критический обзор «Об отношении к литературному наследию прошлого». Он принадлежал перу давнего «поклонника» Б. М. Эйхенбаума, критика и литературоведа, сотрудника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Б. С. Рюрикова.

Во введении маститый автор пишет:

«Известно, что русская буржуазия, враждебная народу, была враждебна и передовым традициям русской литературы и искусства. Ее собственной “традицией” стало пресмыкательство перед западом, низкопоклонство перед западной культурой, перед реакционными, антидемократическими элементами этой культуры.

Советская наука, руководимая большевистской партией, по достоинству оценила великое значение культурного наследия прошлого. Ей чуждо пренебрежительное отношение к культурным ценностям, созданным лучшими представителями народа на протяжении истории. Однако и в наше время встречаются попытки принизить величие и самостоятельность русской литературы. Появлялись работы, в которых великий русский национальный поэт Пушкин представлен учеником западных писателей. В некоторых трудах по истории критики великие революционеры и мыслители Белинский и Чернышевский изображались как простые подражатели западных философов. Появлялись биографические очерки, в которых жизнь деятелей культуры рисовалась по-обывательски: авторы очерков проходили мимо основного содержания деятельности этих великих людей, уделяя главное внимание незначительным событиям их личной жизни.

Подобное отношение к наследию прошлого ничего общего не имеет с научным подходом к истории, находится в противоречии с требованиями правдивого освещения явлений прошлого»[1642].

Для иллюстрации пренебрежительного отношения к наследию прошлого автор посвятил несколько страниц и работе Б. М. Эйхенбаума о Н. С. Лескове:

«Долг советского исследователя – отделять прогрессивное от реакционного, объективно подходить к явлениям прошлого. Историю нельзя