бронзолитейное, косторезное, обработка янтаря, стекла, железа, кожевенное дело, деревообработка, судо– и домостроительство, гончарство). Ремесленники Ладоги были связаны с западными и восточными центрами (Фрисландией и Скандинавией, Дербентом и Понтом), безусловно, здесь изначально и постоянно работали, обслуживая местных и приезжавших купцов, знать и воинов, приезжие, наряду с выросшими в Ладоге, мастера; в X в. появляются характерные «вещи-гибриды» (Давидан, 1968, 1971, 1977; Булкин и др., 1978). Одновременно, именно в Ладоге раньше, чем где-либо, формируется устойчивый комплекс земледельческих орудий, в дальнейшем типичный для крестьянского хозяйства Северо-Западной Руси (Миролюбов, 1976: 123).

Ранние формы вещей, характерные для погребальных памятников VI–VII вв. и относящиеся к дославянской традиции, в VIII–IX вв. вытесняются новыми формами, входящими в славянский культурный комплекс, представленный на сельских поселениях и в ранних слоях городищ IX–XIII вв., в лужских и ловатских сопках, курганах, грунтовых могильниках и жальниках глубинных областей Новгородской земли. Это относится и к орудиям труда, и к предметам быта, всем видам украшений и деталей одежды русского населения Северо-Запада X–XIV вв.

Керамический комплекс лепной глиняной посуды Верхней Руси VIII–X вв., именно в Ладоге, наиболее значимом и динамичном центре межэтничных контактов (Сениченкова, 1998), до появления в первых десятилетиях X в. гончарной керамики массовых древнерусских типов (со своеобразным «западно-славянским компонентом», выделяющим гончарную керамику Ладоги, Новгорода, Пскова и сельских поселений Северо-Запада X–XII вв.), в течение VIII–IX столетий демонстрирует постепенное вытеснение раннеславянскими формами лепной посуды (типы Ф І, Ф VI, по Сениченковой) местной керамической традиции «культуры длинных курганов» (Ф V) и других финских форм (Ф VII), наряду с лепными сосудами, характерными для кривичей Верхнего Поднепровья – Подвинья – Поволжья (Ф IV).

При этом раннеславянская керамическая традиция выражена здесь как типами сосудов, близкими лепной и раннегончарной керамике северославянской этнокультурной зоны в целом, так и специфически ладожской керамикой с ребром или горизонтальным каннелюром по венчику, известной только на памятниках Верхней Руси (Ф II, Ф III). Именно эти исходные формы в X в. стали основой ладожской гончарной круговой керамики, типичной в дальнейшем для древнерусского городского ремесла и распространившейся повсеместно в сельских поселениях Новгородской и Псковской земли; вероятно, в ритме и темпах, подобных этим процессам в самом массовом городском и деревенском ремесле, протекали и языковые процессы в среде населения формирующейся Верхней Руси IX–XI вв.

Скандинавский компонент также отражен в раннем ладожском керамическом комплексе, что говорит о наличии северной «женской субкультуры» не только в виде украшений, покроя одежды и обуви, ткацких станков, но и лепных сосудов «с загнутым внутрь венчиком», известных как типично шведские продукты преимущественно женской трудовой деятельности и обихода (Selling, 1955: 13, abb. 1, 226, abb. 63; Седых, 1998; Сениченкова, 1998б).

Этнический состав первоначального «открытого торгово-ремесленного поселения» с самого начала отличался сложностью, разнородностью и быстрым смешением разно-этничного населения. Выделяются славянский, протокарельский, балтийский, скандинавский, саамский компоненты (Лебедев, 1977в: 164–193; Кирпичников, 1979: 103). В домостроительстве ранней Ладоги представлены по крайней мере две традиции: славянские квадратные срубы с печью в углу и скандинавского облика «большие дома», находящие также свое продолжение в северорусской традиции (Носов, 1975; Спегальский, 1972: 29–31).

В материальной культуре ранней Ладоги органично соединились субстратные, местные финно-угорские, протокарельские чудские традиции (в архаичных формах некоторых типов керамики, костяных изделий); привнесенные с волной славянской колонизации славянские и балто-славянские элементы (прежде всего металлические украшения); славянская посуда, орудия труда, некоторые виды украшений; скандинавские ремесленные инструменты, вооружение, украшения, орнаментальные мотивы; западные и восточные импорты; наконец, возникшие в результате синтеза всех этих компонентов новые, древнерусские формы (рис. 151).

Расположенная «на острие» славянского расселения в северных землях, в авангарде длительного массового движения, вклинившегося в автохтонные массивы, окруженная различными по происхождению финно-угорскими группировками и при этом выдвинутая к морским просторам Балтики, Ладога стала естественным местом наиболее ранних и глубоких славяно-скандинавских контактов. Взаимодействие этих двух, сравнительно новых для региона, этносоциальных компонентов начинается уже в середине VIII в.

Рис. 151. Материальная культура Ладоги VIII–X вв.: 1 – височное кольцо; 2 – нагрудная подвеска; 3 – трапециевидная подвеска; 4 – костяные «уточки»; 5 – подковообразная фибула; 6 – игольник; 7 – гребни; 8 – скандинавская овальная фибула; 9 – скандинавская фибула с длинной иглой (литейный брак); 10 – декоративный топорик (реконструкция по Г. Ф. Корзухиной); 11 – цепедержатель (литейный брак); 12 – боевой топор; 13 – деталь узды; 14 – деревянные игрушечные мечи; 15 – наконечники копий; 16 – сошники; 17 – мотыга; 18 – фризский кувшин (реконструкция по Г. Ф. Корзухиной); 19 – лепные сосуды

Поселение первой половины IX в. (свободная усадебная застройка, окруженная разнородными могильниками) сохраняло характер многоэтнического межплеменного центра, который вполне соответствовал складывающейся конфедерации северных племен – словен, кривичей, чуди, мери, веси, – находившейся в контакте с варягами и внутренне еще не слишком прочной («въста родъ на родъ» (ПСРЛ, 1926: Т. 1, Лаврентьевская летопись, стб. 19, л. 7) или «въсташа градъ на градъ» (НПЛм: Комиссионный список, стб. 106, л. 29 об.) (ср. Фроянов, 1980: 224).

Строительный горизонт поселения середины IX в. был уничтожен пожаром. Вполне правомерно связать эту катастрофу с летописными событиями 859–862 гг., обострением отношений с норманнами, «изгнанием варягов», племенной междоусобицей. Словенская знать (династиям которой, видимо, принадлежат ладожские сопки) в поисках союзников против непокорных племенных сил, равно как и находников-варягов (а в середине IX в. это прежде всего шведские викинги, базировавшиеся на Бирку), хорошо ориентировалась в ситуации. Она учла общую обстановку на Балтике: обострение конкурентной борьбы между Биркой и Хедебю в 830–850-х гг.; перспективность установившихся связей с Фрисландией и другими западными центрами; сложившуюся на юге Балтийского побережья систему сравнительно стабильных славяно-скандинавских отношений. Призвание «князя из-за моря» было хорошо рассчитанной политической акцией. В Ладоге появляется Рюрик «с дружиной и родом своим» (как полагают иногда, sine hús и tru væring – «его дом и верное воинство» варяжской саги, превращенное затем в имена легендарных Синеуса и Трувора). Межплеменное святилище Велеса и торжище после строительства княжеской крепости («сруби город») становится на какое-то время столицей Верхней Руси (Рыбаков, 1982: 298; Кузьмин, 1967).

5.6. Политическое значение Ладоги в IX–XII вв

Давно обсуждающееся в научной литературе отождествление Рюрика, «призванного» в Ладогу, с Рериком Ютландским в своем последнем исследовании признал вероятным акад. Б. А. Рыбаков, (Рыбаков, 1982: 229), а вслед за автором этих строк (Лебедев, 1985: 214) достаточно неожиданно и энергично поддержал эту гипотезу Л. Н. Гумилёв (Гумилёв, 1992: 106–107). В 1963 г. известный славист, польский академик Генрих Ловмяньский детально исследовал хронологию деятельности Рерика на Западе (Ловмяньский, 1963). В свете новых данных, прежде всего – археологических и нумизматических, характеризующих динамику серебряного обращения на Балтике до и после «изгнания варягов» и «призвания князей», дендрохронологии, стратиграфии и планиметрии Ладоги, историческая канва событий, отраженных в «предании