Шрифт:
Закладка:
каждый день.88
Л" тянулись к небу, но не возвышались над Чикаго и Нью-Йорком, потому что города росли не только вверх, но и наружу. Это тоже было связано с политической экономией и имело экологические последствия. Томас Эдисон, переехав в Нью-Йорк, лаконично изложил эту логику. Эдисон писал, что не имел ни малейшего представления о стоимости нью-йоркской недвижимости, когда начал строительство вокзала на Перл-стрит. Он построил здание на "самой плохой, ветхой и пустынной улице", и 50 футов фасада обошлись ему в 155 000 долларов, что почти в восемь раз больше, чем он рассчитывал заплатить. "Тогда я был вынужден изменить свои планы и подняться вверх по ... воздуху, где недвижимость была дешевой. Я... построил свою станцию из конструкционного железа, запустив ее высоко вверх".89
К 1880-м годам слово "небоскреб" перешло от описания самого высокого паруса на мачтовых судах к обозначению высоких зданий. Они стали ответом рынка недвижимости на рост стоимости земли и концентрацию новых городских предприятий, которым требовалось разместить значительные объемы документации и большое количество офисных работников на одной площадке. Строить вверх было дешевле, чем наружу.90
Корпорации делали Нью-Йорк своей штаб-квартирой даже в тех случаях, когда, как Standard Oil и American Tobacco, они возникали в других местах.
Наряду с банками они действовали как магнит, привлекая крупные юридические и страховые компании, которым также требовались централизованные офисные помещения. Как говорилось в статье, опубликованной в журнале Building News в 1883 году и озаглавленной "Sky Building в Нью-Йорке", капиталисты "обнаружили, что в воздухе много места и что, удвоив высоту зданий, можно достичь того же результата, как если бы остров был растянут в два раза больше его нынешней ширины".91
Новые технологии позволили зданиям подняться вверх. Безопасный лифт, изобретенный Элишей Отисом в 1852 году, перемещал людей и вещи с этажа на этаж без лишнего труда. Трубы подавали пар с центральных заводов для отопления новых зданий. В Нью-Йорке на крышах зданий выросли водонапорные башни, чтобы создать необходимое давление для подачи воды и спринклеров для тушения пожаров. Здания стали слишком большими, чтобы пожарные лестницы и брандспойты могли добраться до верхних этажей, и новые системы водоснабжения обеспечили им защиту. Но самым важным новшеством стало использование железа и стали в новых революционных конструкциях, прикрытых каменными и кирпичными экстерьерами. Вместо толстых несущих стен из каменной кладки в этих зданиях использовалась клетчатая или каркасная конструкция, которая позволяла делать тонкие стены, обеспечивая большую площадь, большие окна и, соответственно, больше внутреннего света. Питтсбургские производители стали и железа осознали, что рынок сбыта их продукции значительно расширился. При этом он также вышел за рамки их возможностей по его обеспечению. Кливленд, который уже был портом для железной руды озера Верхнего, направлявшейся в Питтсбург, начал комбинировать эту руду с пенсильванским углем для развития собственной сталелитейной и железоделательной промышленности.92
К концу века в Нью-Йорке насчитывалось триста зданий высотой в девять и более этажей, а в 1889 году Джозеф Пулитцер, издатель нью-йоркских газет, начал строить самое высокое офисное здание на планете, чтобы разместить в нем свой New York World. Он заменил отель French's Hotel на углу Парк-Роу и Франкфуртской улицы пятнадцатиэтажной башней высотой 345 футов с позолоченным куполом, который, как предполагалось, был виден с расстояния сорока миль в море. Эдисон предоставил динамо-машину для освещения здания восемьюдесятью пятью сотнями лампочек.93
Не Нью-Йорк, а скорее Чикаго породил американский небоскреб. Огромный рост города - почти удвоение каждое десятилетие - привел к тому, что к 1890 году в нем проживало более миллиона человек, и он обогнал Филадельфию, став вторым по величине городом страны. Поскольку недвижимость в центре города стоила дорого, чикагские архитекторы заимствовали опыт французов, которые были лидерами в области железного строительства. Эйфелева башня 1889 года была эквивалентна восьмидесяти одноэтажному зданию и на протяжении десятилетий оставалась самым высоким сооружением в мире. Луис Салливан, приехавший в Чикаго в 1873 году и присоединившийся к своему партнеру, Данкмару Адлеру, в 1881 году, усовершенствовал возможности здания с железным и стальным каркасом.94
Здания Салливана отвечали деловым потребностям быстро растущего города, но они были еще и красивы. Используя сталь и железо, он добился удивительной деликатности, которая подчеркивала изгибы интерьера и перенимала дизайн зарождающегося модерна. Он заставил индустриальное казаться органичным, когда чугунные листья и цветы взбирались вверх среди геометрических форм. Салливан и Адлер создали самобытную американскую городскую архитектуру, но она столкнулась с сопротивлением консервативных архитекторов и многих владельцев недвижимости.95
Особенно на верхних этажах, небоскребы позволяли жильцам находиться в городе, но не быть в нем, чей шум и суматоха, как жаловался один житель Нью-Йорка, превращали жизнь в "вечное сотрясение мозга". Они были отгорожены от уличного шума, но при этом имели много света и обширные виды. В городе XIX века улица вливалась в офисы; продавщицы яблок, сапожники, книжные агенты и другие продавцы вторгались в офисы и на работу. В небоскребах оператор лифта мог выступать в роли привратника, закрывая посетителям доступ на верхние этажи, если они не совершали утомительного подъема по лестнице. Небоскребы освободили жильцов верхних этажей, но они затемнили улицы и отрезали свет от небольших зданий под ними. Небоскребы воплотили привилегии капитала в сталь.96
Своим светом, тишиной и изолированностью верхние этажи офисного здания не могли быть дальше от другого характерного городского здания - доходного дома. В 1879 году журнал Harper's Weekly опубликовал серию статей "Жизнь в доходных домах Нью-Йорка": "Полмиллиона мужчин, женщин и детей живут сегодня в доходных домах Нью-Йорка, и многие из них в таком виде, который едва ли не позорит само язычество". Журналист сожалел о "полной убогости и несчастье, пороке и преступности, которые можно найти в двух шагах от нашей ратуши и даже на расстоянии вытянутой руки от многих наших церквей".97
Жилые дома XIX века также
