Шрифт:
Закладка:
А ведь прав сержант. Если б не он…
В ушах стоял звон. В глазах троилось. Тошнило. Все болело, будто взяли за шиворот и шваркнули об землю со всей дури. Неужели так с двух ящиков бабахнуло? Или в быки больше взрывчатки заложили? Чичерин осмотрелся. Рядом бойцы еле шевелятся и беззвучно рот разевают. А что там немцы? Не успел лейтенант приподняться и посмотреть на тот берег, как сверху начали падать кровавые ошметки. Люди шарахались от них как от гранат. А лейтенант не мог оторваться от коровьей головы частично без шкуры, без одного рога и без челюсти, и с единственным глазом. Говядина лежала на бруствере, и казалось, что мертвый зрачок пронзает лейтенанта насквозь.
Позади кого-то вывернуло. Лейтенант вздрогнул и оглянулся. Степаненко утирал рот, косясь на нечто у толстенной сосны.
— Не… смотри… командир… — выдохнул сержант между спазмами. — Там…
Чичерин взял себя в руки и повернулся к мосту. Но все же взгляд задержался на говядине…
От моста мало что осталось. На месте центрального быка плавает бревно, и множество мусора. Показалось, что река в этом месте стала шире. Даже настил съезда исчез, а он больше на самой земле лежал. По берегу сдуло весь камыш. И все вокруг было усыпано красным…
А где танк? Башня валялась в канаве, в которую Чичерин с Юркой с первыми выстрелами скатились. А корпуса не видать. Утоп?
После взрыва стрельба смолкла, будто контузило вокруг всё и вся. Но немцы очухались первыми — пулеметными очередями прошлись по гребню. Где-то на том берегу взревели танки.
Первым опомнился Степаненко:
— Уходим, лейтенант! Уходим!
Чичерин развернулся и его взгляд зацепился за то, что было когда-то человеком. Сержант, недолго думая, подхватил оцепеневшего лейтенанта и поволок вглубь чащи. Следом побежали уцелевшие бойцы. Первый снаряд лопнул где-то вверху, попав в сосну. Взвизгнули осколки, впиваясь во все вокруг. Степаненко с Чичериным рухнули на землю. Но сержант вновь вскочил и потащил командира, держа за шиворот и ремень. Чичерин хотел рявкнуть, но разом заткнулся, увидев еще одно разорванное тело…
— Взрыва-ай! — отдалось в ушах.
Рявкнуло. Еще раз. Бойцы быстро уходили вглубь чащи. Снаряды рвались на бровке и среди стволов. Вскрикнул один красноармеец, второй… раненых подхватывали и тащили дальше. Чичерин бежал, падал, его тут же подхватывали. В глазах мелькали сосновые стволы, по лицу нещадно хлестали ветки — подлесок густел.
Как-то неожиданно выскочили на грунтовку и попадали, тяжело дыша.
У реки еще грохотало. Кого там немцы обстреливают? Или со злости долбят?
— Уходить надо… — выдохнул сержант. — Немцы переправятся, и преследовать будут.
Чичерин лишь согласно кивнул, сил говорить не было. В голове еще гудело от контузии, кружилась голова и немного подташнивало. Но это еще ничего, стоит задуматься, или прикрыть глаза, так вспоминается картинка пережитого ужаса…
Лейтенант тряхнул головой, пытаясь отогнать видение, потер лицо. В руку сунули флягу. Глотнул, в голове немного прояснилось.
— Надо наших предупредить, товарищ лейтенант.
Чичерин кивнул. И сразу вспомнил: «Сюда движется танковый клин немцев… ноги в руки, и выдвигайся в расположение полка, доложи про все, пусть готовятся к обороне, а сам, как носитель ОГВ, к своему начальству с тетрадью… и не вздумай попасть в плен. Если информация попадет к немцам…».
Плохо слушал друга. Плохо. Действительно, тетрадка никаким образом не должна достаться врагу.
— Первый раз под обстрелом? — неожиданно спросил сержант.
— Первый, — признал Чичерин.
— Ничего, — вздохнул Степаненко, — привыкнете, товарищ лейтенант госбезопасности.
Канонада у реки стихла. Все тревожно посмотрели в ту сторону. Сержант с лейтенантом переглянулись.
— Построй людей, сержант.
Пока бойцы строились, Чичерин посмотрел на планшетку и вздрогнул — вся иссечена и край пробит. Быстро открыл, проверил тетрадь и облегченно выдохнул — цела.
Прошелся вдоль строя. Что-то мало бойцов выскочило. Стоит четырнадцать, из них половина легкораненых, а по виду контузию имеют почти все. Еще трое тяжелых, без сознания.
— Бойцы! Товарищи!.. — начал Чичерин и сбился. Надо что-то сказать. Правильное, необходимое. Но все слова вдруг потерялись.
— Товарищи, — повторил лейтенант тише. — Вы сами все видели. Враг, он… это не люди. Нелюди это. И наш долг истреблять его. Беспощадно! — И тут вспомнилась строчка из тетради. Спорная, как показалась вначале строчка. — Бить врага надо так, чтобы враг умирал за свою родину!
Лица бойцов посветлели. Значит — правильно сказал. Вот и сержант согласен.
— Правильно говориш командыр! — воскликнул правофланговый боец. — Оны звэри! Их рэзат надо!
И вновь одобрение среди красноармейцев.
— Как тебя зовут, боец?
— Красноарээц Умар Абадиев!
— Отлично, боец! — улыбнулся лейтенант. — Резать тоже будем. Я, как старший командир, беру командование на себя. Приказываю проверить оружие, боеприпасы и доложить сержанту. Затем выдвигаемся на восток, на соединение с частями Красной армии. Вольно!
Солнце жарило нещадно. Дождя бы. На западе виднеются тучи, и слышны редкие грозовые разряды. Догонит ли гроза?..
Шли вдоль грунтовки. Из-за тяжелораненых старались держаться в тени. Да и самим легче. Хотя как посмотреть. Носилки самодельные, из жердей и плащ-палаток. Несут те, кто не ранен, или ранение незначительное, а таковых семеро. Остальных задействовали в дозорах — трое в двухстах метрах дозором, трое позади.
Лейтенант тоже помогал нести раненых. Сержант, было, намекнул — командир же, но Чичерин так посмотрел…
Вот и выходило — четверо несут, остальные рядом. Устали — смена. Но чем дальше, тем тяжелее. Стали чащеделать смену. Тяжело? Надо терпеть! ВонАбадиев несет и перекура ни разу не попросил. Тихо ругается, непонятно, зло, но несет. И на очередной смене меняться отказался.
— Это мой товарыщ! — объяснил он.
— Отдыхать надо, красноармеец. Уступи-ка командиру.
Чичерин поднял носилки, и группа двинулась дальше. Пока несешь, можно подумать, а над чем поразмышлять было, и изрядно.
Большую часть тетради Чичерин пробежал поверхностно, лишь иногда внимательно вчитываясь в некоторые места. Если делали большой перерыв на отдых, то обязательно доставалась тетрадь и, найдя интересующее место, лейтенант читал. И сразу возник вопрос — откуда простой лейтенант может это знать? Да с подробностями! Шпион? Как бы не так. Тут вовсе наоборот выходит. Разведчик? Это Юрка-то⁈ Но первоначальный вопрос виснет без ответа. Чичерин точно знал, что никуда друг из части не отлучался, а собирать такие сведения, находясь неотлучно на службе…
Количество дивизий на многих направлениях, их состав, вплоть до имен командующих и штабистов, количество техники подробно. Информация прямиком из немецкого генштаба? Не смешно. Черт, тут мистикой попахивает. А в бога Чичерин не верил.
Тут даже аналитика не помогает, а этому хорошо учили. Вопросы бы позадавать, сопоставить ответы, да кого опросить-то?
Чичерин принялся размышлять, перебирая в уме прочитанное. И неожиданно почувствовал несуразность. Что-то в тетради цепляло. Еще в первый раз, читая, странное чувство ощутил, но события закрутили, и забылось, а вот сейчас вновь свербит.
Но что⁈ Арьергард танковой дивизии, что скоро может нагнать их маленький отряд? Нет, не то. Техника… личный состав… командующие… тоже нет.
Что-то имеется очевидное, о чем он знает наверняка.
На каждом передыхе, лейтенант вытаскивал тетрадь и начинал пролистывать страницы. И наконец, нашел! В описании действий немецких диверсантов из «Брандербурга» (правильно ли название, надо уточнить) имеется слово «рекогносцировка». Написано правильно, а Юрка всегда путался в этом слове. Арьергард, кстати, тоже правильно написан. И вообще — нигде нет ошибок! А Юрка их много делал. Чичерин бывало стыдил друга — почерк идеальный, а грамотность никакая! Тут же ни одной. Даже в сложных словах. Даже в незнакомых словах, хотя тут не уверен. Но факт — ошибок нет. Почерк несомненно Юркин, значит писал он. Кстати, когда успел только? Надо помкомвзвода спросить, может, знает чего.
Лейтенант оглянулся — Степаненко шел позади, внимательно осматривая окрестности и держа «Суоми» наперевес.
— Сержант!
Степаненко нагнал носилки и зашагал рядом.
— Сержант, ты ничего странного за Вить… за лейтенантом Петровым ничего не замечал? За два крайних дня.
— Ничего, товарищ лейтенант госбезопасности.
— Ты вот что, обращайся просто — командир. Значит ничего странного?
— Ничего, командир. Разве что вчера, с самого утра никуда
