29 мая в Париже (и в Берлине) объявляют о еще одном важном событии – о предстоящей свадьбе Франца Гесселя и Хе-лен Грунд. «О возражениях, – как сформулировали сотрудники ЗАГСа в сообщении о предстоящем бракосочетании, – сообщить в течение четырнадцати дней в ЗАГС № 2 берлинского района Шенефельд». Но возражений не поступило. Пара поселилась в квартире Гесселя на улице Шельшер, 4, таким образом чета Гесселей стала непосредственными соседями Пабло Пикассо. Но это их ни в малейшей степени не интересовало. Они занимались только собой. Хелен – светловолосая, жесткая, спортивная – и Франц, ее противоположность – лысый, круглый, осторожный, с диковатым взглядом. Но уже весной их постоянным спутником становится Анри-Пьер Роше, ближайший друг Гесселя, писатель, переводчик и журналист, центральная фигура кафе «Le Dôme», собиратель работ Дюшана, Пикассо и Брака. А еще Роше боксирует, причем неплохо, и субботними вечерами его спарринг-партнером часто выступает Жорж Брак. Но он пока не посягает на подругу своего лучшего друга. Они пока что не «Жюль и Джим».

Тридцать первого мая в только что возведенном «Зале столетия» в Бреславле состоялась премьера «Представления в немецких стихах» Герхарта Гауптмана. Оно должно было рассказать об освобождении от Наполеона (1813–1815), но одновременно с этим стало небольшим экспериментом по изучению психологии современных народных масс в Германии. Режиссером был Макс Рейнхардт. Казалось бы, идеальное сочетание: новоиспеченный обладатель Нобелевской премии по литературе пишет текст, самый знаменитый режиссер страны ставит спектакль. Но результатом стал полный провал. Творческий провал. Провалилась идея показать немецкую историю в виде кукольного театра. Пауль Эрнст пишет 1 июня в «Kölnische Zeitung»: «Деятель очень высокого полета может на мгновение представить себе мировую историю в виде кукольного театра. Но когда он строит на этом целое произведение, целый спектакль, предназначенный для праздника, то получается глупость. Это суждение мотивировано не патриотизмом или политикой, глупость – это эстетическое суждение, которое приходится вынести об этом произведении».

Спектакль должен был состояться пятнадцать раз и был призван окрылять немецких патриотов. Но постановку закрыли после одиннадцатого показа, 18 июня. Немецкие патриоты чувствовали себя смертельно оскорбленными. Поступили протесты от военных организаций, поскольку Гауптман в своей пьесе попытался доказать, что влияние Германии в мире основано не на военном, а на духовном превосходстве. Немецкий кронпринц Фридрих Вильгельм фон Гогенцоллерн не стал ударяться в духовные поиски и потребовал немедленного закрытия постановки. Он счел, что непатриотичные строки немецкого лауреата Нобелевской премии ослабляют военную мощь Германии.

Мата Хари тем временем продолжает попытки одолеть кронпринца женским оружием. Она снова приезжает в Берлин, снова останавливается в гостинице «Бристоль» и снова пытается как-то подобраться к немецкому кронпринцу. Она отправляется в театр «Метрополь», потому что слышала, что он должен появиться там этим вечером. И он действительно там. Во время самой трогательной любовной сцены она смотрит наверх, в королевскую ложу. И их взгляды встречаются. Он смотрит на нее на сотую долю секунды дольше, чем положено. Так ей кажется.

Июнь

В час ночи, вскоре после наступления 1 июня, звонит телефон Альфреда Стиглица, знаменитого фотографа, издателя журнала «Camera Work» и авангардного галериста. Пожарные сообщают ему, что горит квартира под его галереей на Пятой авеню, 291 и что огонь скоро может охватить всё здание. Стиглиц в жуткой панике. Он знает, что в галерее лежат не только все его негативы, но и солидная коллекция фотографий, то есть всё его богатство. А жене Эмми, которая посреди ночи заварила ему чай, Стиглиц сказал, что сильнее всего его мучает мысль о сгоревших картинах молодых художников, которых он сейчас выставляет в галерее. Альфред Стиглиц оставался у себя в квартире и прощался с нажитым, пока на Пятой авеню бушевал пожар. Он предавался скорби. Только на рассвете он поехал в галерею, чтобы взглянуть на картину страшной утраты. Но пожарные встретили его радостным известием о том, что помещения галереи не пострадали. Он недоверчиво зашел в парадную, полную воды и холодного дыма, открыл дверь в галерею – все картины висели на стенах, как и накануне вечером, негативы и фотографии не пострадали. Но Альфред Стиглиц не проронил ни слова. Все свои эмоции он растратил ночью, в часы прощания.

Химик Т. Л. Уильямс не мог больше спокойно смотреть на то, как его сестра Мэйбл страдает от безответной любви к своему шефу, который даже не смотрит на нее. Он смешал угольную пыль с вазелином и тем самым изобрел тушь для ресниц «Маскара». Его сестра покорила сердце шефа. А он со своей фирмой «Мэйбеллин» покорил мировой рынок.

Максим Горький продолжает нарезать круги по Капри. Солнце припекает, но он тоскует по безысходным холодам России. Ходят слухи, что Романовы готовят всеобщую амнистию, и он сможет вернуться в страну, изгнавшую его. Сын Горького Максим хочет встретиться с ним, но Горькому некогда, он занят революцией на Родине. Отец отправляет письмо с отказом: «Это долг перед отечеством, спроси маму». Мать, которую отец только что оставил, была наверняка очень благодарна.

Райнер Мария Рильке страдает от насморка. А с ногами у него всё в порядке?

Горький усердно ухаживает за своими фирменными революционными усами. Ему бы и в голову не пришло сбрить их. Свисающие вниз кончики придают его лицу особенно грозное и решительное выражение.

В основном он что-то пишет, книги или письма, от двенадцати до двадцати писем в день. Теперь почтальон приходит к нему дважды: утром, чтобы доставить письма, и ближе к вечеру, когда гавань скрывается в тени, чтобы забрать новые. Когда к Горькому на Капри приехал Ленин и они играли в шахматы под большим фиговым деревом, гость предупредил хозяина: на этом острове, посреди такой красоты и такого света, легко позабыть о бедствиях России. Но Горький ничего не забыл. Сначала он попытался сделать остров кузницей кадров для героев российского рабочего класса. Потом написал здесь свои главные революционные труды. Иногда он ездит на пароме в Неаполь, чтобы купить последние газеты из России. Там он каждый раз поднимается на террасу гостиницы «Grande Albergo Vesuvio», что на набережной, с которой когда-то впервые разглядел мерцающий силуэт Капри на краю синего моря. Днем он ходит по антикварным лавкам набережной Ривьера-ди-Кьяйя, ищет древнее оружие – мечи, стрелы, топоры. Покупки он отвозит на последнем пароме на свою виллу «Пьерина» на Капри, там он просит местных парней за небольшую плату поднять оружие в гору. И вот, окруженный огромным арсеналом, Горький шлифует в эмиграции планы революции на Родине.