class="p1">И создал Бог Еву. Я тоже могу, подумал Пикассо, и начал создавать свою Еву. Раньше эту красавицу звали Марсель Умбер, но Пикассо хотел убедить ее в том, что она первая женщина, которую он действительно любит (на самом деле она могла бы иметь примерно номер 101). А себе Пикассо взял роли Адама, змея и творца. Новое, непривычное триединство, вызвавшее к жизни (и к греху) Еву. Впрочем, Пикассо был вынужден переименовать ее в Еву хотя бы потому, что Жорж Брак, его извечный соперник в деле кубистского преломления реальности, по дурацкому совпадению в то же время влюбился в другую Марсель (которая, разумеется, несколькими годами ранее была любовницей Пикассо). Так что пусть лучше будет Ева. А чтобы и она, и остальной мир не забывали о новом имени, Пикассо называет картины той жаркой весны и лета 1913-го так: «J’aime Eva», «Jolie Eva» или «Ma jolie Eva». Вот только нашей милой Еве не повезло с тем, что она очутилась в жизни Пикассо в период, когда тот экспериментировал с синтетическим кубизмом. Проще говоря, на картинах Еву не узнать. Это такая форма кубизма, в которой все формы расщепляются, а на холст наклеиваются газеты, щепки и другие предметы, коллаж из всевозможных обрывков реальности. Пикассо отправляется с Евой в Пиренеи, в Сере, там они проводят весну 1913 года, и туда же вернутся в августе. Здесь тишина и покой, прохладный ветер с гор, Париж и его смешная беготня так далеко. Но вот 2 мая в Сере, в эту идиллию Пабло и Евы, поступает известие о том, что отец Пикассо, которому тот недавно представил свою невесту, тяжело заболел. Пикассо срочно собирает вещи и мчится в Барселону, но уже слишком поздно. Когда он на следующий день прибыл в Барселону, дон Хосе уже скончался.

А еще Пикассо уже подписал договор аренды на новую квартиру на Рю Шелькер, 5, все окна которой выходят на бескрайнее кладбище Монпарнас. Чудовищная перспектива для Евы, которая в Сере заболела туберкулезом в тяжелой форме и жизнь которой под угрозой. Она кашляла и кашляла – но прятала свои окровавленные платки от Пикассо, потому что думала, что если он узнает о ее болезни, то превратит ее обратно из Евы в обычную девушку Марсель и откланяется (скорее всего, она была права). Но она многому научилась у своего господина и мастера. А его кредо было таково: «Нужно уметь убедить других в правдивости своей лжи». И вот она лжет еще несколько недель. Потом ложится в больницу. Пикассо каждый день навещает ее. А вернувшись домой, крутит роман с соседкой Габи. Эх, мужчины.

Весной на крутых берегах Майна в районе Лора земельный уполномоченный по виноделию Август Дерн впервые в Германии сажает триста виноградных лоз сорта «мюллер-тургау». Он хочет проверить, хватит ли тут этому сорту тепла. Он еще не знает, что грядет лето целого века.

Как вы сказали – «эгофутуризм»? Да, это личное изобретение Ивана Игнатьева из Санкт-Петербурга, одного из бесчисленных русских революционеров духа, увлеченных мерцающими безднами и сверкающими зорями. Он был в первую очередь денди, а во вторую – поэт. Но он рано понял, что кульминацией его творчества может быть только идеальное самоубийство. К сожалению, в 1913 году не подвернулось подходящего повода, только в начале следующего года нашлась смелая невеста, и вот он надевает на свадьбу свой самый красивый фрак, в последний раз целует жену, идет в спальню и бритвой перерезает себе горло. Эгофутуризм истек кровью и испустил дух.

В апреле Хильма аф Клинт выступает с докладом в теософском обществе Стокгольма. Во время выступления она мысленно возвращается к началу своего творчества, когда она еще детально прорисовывала фрукты, прожилки на листьях, кожуру яблок. Думает о том, как она развивалась, двигалась к корням, с помощью антропософии, теософии и Вселенной. Хильма аф Клинт рассказывает о посланиях от «высших сил», которые передает своей живописью. И о том, что не нужно рисовать природу. Рисовать надо процесс роста как таковой. И еще важный момент: мужское и женское начало должны наконец прийти в равновесие. Поэтому в 1913 году она начинает свою абстрактную серию «Дерево познания». Ее тема – не грехопадение. А текучесть форм в тени дерева познания, линии, становящиеся птицами, а потом снова линиями или ветвями. Краски живут. Формы качаются. И всё это, как утверждает Хильма аф Клинт, дано ей оттуда. Ошеломленные слушатели в Стокгольме узнают, что сама Вселенная сейчас тяготеет к абстракции. И нет никаких сомнений, что решительная шведка поняла это раньше, чем Мондриан, Кандинский, Купка или Делоне.

Май

В понедельник, 5 мая, его императорскому и королевскому высочеству императору Францу Иосифу подают в Вене на обед суп с фрикадельками из печени, филе из телятины, омлет, картофельное пюре и зеленую фасоль. На восемьдесят третьем году жизни, несмотря на Балканские войны, он отнюдь не утратил аппетита. Затем он принимает эрцгерцога Генриха Фердинанда, сына Фердинанда IV, последнего титулярного Великого герцога Тосканы из секундогенитурной линии Габсбург-Лотарингского дома (даже не просите меня объяснить, что это значит). Визитер хочет выразить благодарность за назначение майором в 6-й драгунский полк. После аудиенции молодой майор сразу отбывает в Грац, чтобы купить на заводе «Puch» новый автомобиль. На ужин император ел ячменный суп, пирожки с мясом, ростбиф, зеленую спаржу и жареных вальдшнепов. На десерт Франц Иосиф отведал клубничное пирожное и шоколадный торт. Жаркого по-сербски в меню не было.

Девятого мая каштаны и сирень заполняют улицы своими цветами, а молодая революционерка Роза Люксембург идет в писчебумажный магазин Пауля Франка на Штеглицерштрассе, 28 и покупает там небольшую серо-голубую тетрадь. В юности она мечтала стать ботаником. И вот теперь, этой цветущей, благоухающей, взрывающейся весной 1913 года, Розу Люксембург, теоретика и борца за новую Республику, внезапно охватило нечто, что она сама называла «заскоком». Десятого мая она впервые отправилась в поля и леса, чтобы собирать там листья; первыми были, как полагается, листья красной и белой смородины, 11 мая вяз и ясень, затем последовали бузина, сирень, бук. Потом она разглаживает эти листья, приклеивает на страницы своей тетради, подписывает, описывает, добавляет латинские названия. «Я страстно, всем своим естеством ринулась в ботанику, – признаётся она лучшей подруге, – и в результате забыла о мире, о партии, о работе, и только одна страсть переполняет меня днем и ночью: бродить по весенним полям, рвать охапки растений, а потом дома разбирать их, определять виды, вкладывать в тетрадку». Первая тетрадь заполнилась уже