бородой и серьезным взглядом, перед полкой с безделушками и ужасными настенными часами, потом Кандинский сам берет фотоаппарат и снимает Мюнтер, которая выглядит мрачнее тучи, ставит ее рядом с полкой, на ней искусственные цветы и аляповатая фарфоровая мисочка, стены темные, завешанные крестами и народными промыслами. Такова была квартира на Айнмиллерштрассе, 36 – тесная, почти безвкусная, темная, но именно тут, в этих интерьерах встала яркая заря абстрактного искусства. Мама тоже сидит тут и там на фотографиях, в той же черной одежде, всё такая же серьезная, строгая, с пристальным взглядом, бормочущая себе под нос по-русски: «Что я тут делаю?» Мама тогда потребовала встречи не только с подругой Кандинского, но и с его бывшей женой Аней. И вот они прошли несколько кварталов к Ане, которая была еще и двоюродной сестрой Василия (он развелся с ней в 1904 году). Забавно, что Габриэла Мюнтер фотографирует и там: теперь у всех угрюмый и растерянный вид, и у мамы (которая тут еще и тетя), и у сына. Только Аня в центре композиции задорно теребит свой воротник и готова рассмеяться над этой сюрреалистической сценой у себя в квартире, она явно довольна тем, что вышла из этих сложных отношений матери и сына, и к недовольной Габриэле с фотоаппаратом она, кажется, не очень ревнует. Кандинский как-то растерянно и напряженно трогает себя за бороду. Снято.

Энрико Карузо, голос столетия, очень сильно растолстел после того, как его жена Ада сбежала с шофером, с этим засаленным Чезаре Ромати. Бракоразводный процесс прошлой осенью в Милане стал для Карузо ужасным испытанием, пресса всего мира пересказывала сотню свидетельских показаний, которые в течение четырех дней озвучивали самые дикие теории о семейной жизни супругов Карузо. Ада твердо стояла на том, что ей пришлось соблазнить шофера для защиты Карузо, потому что шофера на самом деле подослала мафия, чтобы тот убил певца. И только посредством интенсивной любовной связи она смогла удержать его от этого. Даже итальянские судьи не поверили в такую ахинею и приговорили Аду с ее шофером к году тюрьмы за клевету, ложные показания и попытку повлиять на свидетелей.

Карузо после этого сбрил усы, несколько раз в день ходил в рестораны и менял любовниц как перчатки. Одной из них была юная Эльза Ганнелли, продавщица из Милана, с которой он (Зигмунд Фрейд потирает руки) познакомился, когда покупал галстук. Он взял ее с собой на гастроли в Берлин, разместил в пафосном отеле «Бристоль» и однажды вечером, после успешного представления, выпил слишком много и обручился с ней. Спустя два дня он выступает в Бремене и отправляет оттуда испуганную телеграмму: «Женитьба невозможна. Постоянные гастроли вынуждают меня расторгнуть помолвку. Давайте забудем всё случившееся». Да, это был бы для него идеальный вариант. Конечно же, ничего не вышло. Эльза Ганнелли привлекла его к суду, она пожелала получить компенсацию за свое разбитое сердце. И что же Карузо? Он заплатил. На всех нервов не хватит. А потом все хотели послушать Канио[9] в его исполнении! Этого брошенного, состарившегося любовника, плод фантазии Леонкавалло. «Это не моя любимая роль», – упрямо повторяет Карузо в интервью журналисту «The New York Times».

За несколько недель нью-йоркских гастролей он еще сильнее растолстел, он слишком часто ходит в «Ristorante del Pezzo», не только ради тирамису, но и для того, чтобы окунуться в итальянские речитативы поваров и официантов. Разумеется, как истинный неаполитанец Карузо был романтиком без страха и упрека. Как безумный, он много месяцев колесит с гастролями по миру, в паническом страхе потерять голос – и каждый вечер изо всех сил вредит ему. Из Нью-Йорка он едет в Лондон, публика рукоплещет его ариям в «Аиде», «Тоске» и «Богеме». А ведь англичане – дотошный народ, и вот британский ученый Уильям Ллойд исследует сердце и почки певца. Он хочет открыть тайну голоса Карузо. Результат: его кости вибрируют сильнее, чем кости других людей, а расстояние между зубами и голосовыми связками больше обычного. Двадцать третьего декабря в Филадельфии Карузо показал, какие возможности он получает благодаря этому. У его партнера по опере «Богема», баса Андреса де Сегуролы, из-за простуды сел голос, и тогда Карузо в четвертом действии подменил его, то есть тенор исполнил партию баса – а публика ничего не заметила и неистово аплодировала. Наверное, за этот вечер расстояние между его зубами и голосовыми связками еще немножко увеличилось.

Четырнадцатого апреля во Франкфурте-на-Майне арестован один из самых знаменитых безумцев 1913 года – Карл Гопф. Он несколько месяцев давал своей жене Валли напитки с мышьяком, обмазывал ее белье смертельными ядами – а потом самоотверженно ухаживал за ней, делал компрессы, пока она металась на их супружеской постели в горячечном поту. Но Валли выжила. Единственная. До нее Карл Гопф успел отправить на тот свет своих родителей, детей и прежних жен. Но никто его не заподозрил. Потому что Карл Гопф был уважаемый гражданин, торговец фуражом, заводчик сенбернаров, артист варьете и искусный фехтовальщик. А еще и ученый. У него часто умирали молодые сенбернары, и он в своей лаборатории пытается создать средство от чумки. Он заказывает себе бланки с надписью «Бактериологическая лаборатория Гопфа». Звучит серьезно. А из одного венского института ему присылают острозаразные штаммы бактерий холеры и тифа. Однажды Гопф пожаловался в письме, адресованном в этот институт, что «на людей они действуют очень слабо», но подозрений не вызвал. Сотрудница института прочитала «на лошадей», а не «на людей». Но когда скоропостижно умерли его третья[10] жена и третий[11] ребенок, тут уже возникли первые сомнения; впрочем, уважаемый гражданин Гопф сумел их рассеять, а прокуратура Висбадена закрыла дело. Гопф дарит свою коллекцию собачьих черепов Зенкенбергскому музею во Франкфурте, и в его честь устраивают торжественное собрание.

После этого Гопф сосредоточился на фехтовании саблей (все собаки уже умерли, жены и дети тоже, так что у него снова появилось свободное время). Но на этом много не заработаешь. И вот он банкрот. Тут, к счастью, умирает мама и оставляет ему большое состояние. В 1912 году Гопф женится в третий раз, на австрийке Валли Сивич. Вскоре она заболевает. Домработницу, уборщицу и сиделку тоже внезапные судороги приковывают к постели. Лечащий врач тронут тем, как самоотверженно Гопф ухаживает за этими женщинами. Но потом заболевает и сам врач, вместо него приходит другой – и сразу же отправляет Валли в больницу с симптомами отравления. Милый злодей Гопф каждый день приносит ей цветы – потом судмедэксперты найдут на