все наше семейство и гости собрались за столом, попивая херес в ожидании индейки. Индейка наконец прибыла, но из нее торчал впопыхах забытый мной полиэтиленовый мешочек с потрохами. Как назло, он оказался прямо перед носом священника. В общем, обед не слишком удался. Потом был еще один рождественский вечер, когда вдруг выключили электричество и мы поняли, что нам совершенно нечего сказать друг другу и очень не хватает телевизора, который прервал бы воцарившееся молчание. Не лучше был и тот вечер, когда родители заставили меня пойти с ними в гольф-клуб, где мне пришлось смеяться над совершенно непонятными шутками небритых мужчин и восхищаться элегантностью безобразных платьев их жен. Именно тогда я перестала мечтать, что однажды найду своих настоящих родителей, и смирилась с тем, что приемные — единственная моя родня.

Я опять глянула на часы — прошло всего десять минут с тех пор, как я сверяла время в последний раз. Наверное, он уже не придет. А может, и придет, если я встану и почищу зубы. Еще раз. Господи, какая ерунда! Ну каким образом чистые зубы могут заставить его прийти ко мне? Нет, не стану я этого делать.

Тридцать секунд спустя я стояла в ванной с тюбиком зубной пасты в руке и выговаривала Джики за то, что он обмочил коврик. Пришлось простирнуть, перед этим изрядно помучившись с краном. Видимо, придется на ближайшие пару дней оборудовать для Джики какое-то подобие кошачьего туалета. Я заметила в ванной бутылочку, похожую на флакон с туалетной водой, и снова мысленно поблагодарила Дэйви за предусмотрительность. Сняв колпачок, я щедро побрызгала вокруг, дабы развеять остатки обезьяньих ароматов. Сама я уже привыкла к запаху Джики, но надо же и о других подумать! На всякий случай я побрызгала еще и на пол. Пахло приятно — легкий цветочный аромат с травяным оттенком. Я вытерла руки и шагнула к двери, собираясь вернуться в постель, но пол неожиданно ушел у меня из-под ног, я пролетела через всю ванную и с размаху приземлилась на пятую точку.

В этой чертовой бутылочке оказалось масло для ванны, и я умудрилась разбрызгать его повсюду! Я застонала и попыталась подняться. Как больно! Наконец удалось встать на ноги, я задрала рубашку, чтобы взглянуть в зеркало и оценить нанесенный ущерб. Господи, кровь! И в зад впился осколок… Просто отлично!

Что делать? Для начала убрать Джики с дороги и надеть сапоги, чтоб не порезаться. Малейшее движение доставляло боль, я хромала, как старуха. Заперев Джики в корзине, я внимательно осмотрела поле битвы. Тут явно требовались горячая вода, совок, щетка и швабра. (А еще неплохо бы и медсестру.) Ни совка, ни щетки в своей комнате я не обнаружила, а бродить по замку, обливаясь кровью, — это уж чересчур. Ну же, думай скорее! Импровизируй. Разыскав газету, я аккуратно подобрала осколки стекла. На это ушло лет сто. Потом включила горячую воду и попробовала протереть пол подолом своей фланелевой рубашки. Бесполезно. Масло только размазалось. Нужно какое-нибудь серьезное моющее средство. Точно, шампунь! Я отыскала шампунь, вылила его на пол, добавила горячей воды и взялась за швабру. Вскоре весь пол был покрыт густой пеной, прямо как на вечеринке в клубе где-нибудь на Ибице. И чем больше я терла, тем толще становился слой пены.

Черт. Ладно, может, к утру высохнет. Или не высохнет. Мне было уже плевать, гораздо больше меня беспокоил кусок стекла в моей ягодице.

Думай же! Какие есть варианты? Допустим, я могу пойти к Алексу, вручить ему пинцет, потом оголить зад и ждать помощи. Нет. Об этом не может быть и речи. Табита? Опять же нет и еще раз нет. Можно попробовать спать на животе и утром вытащить осколок. Этот вариант мне нравился больше, даже несмотря на то, что к утру я могла умереть от столбняка или гангрены. Ничего себе картинка: утром мои простыни в крови, а я всем объясняю, как мне пришло в голову подцепить заражение крови и оставить стекло в своей заднице. И ведь придется рассказывать, как этот осколок вообще попал туда. Так, еще идеи? Кажется, все, больше ничего придумать не могу. А, вот! Точно! Надо вызвать неотложку. Это же неотложный случай?

Нет.

Что ж, ладно. Остается только одно. Я видела несколько серий «Скорой помощи», как-нибудь разберусь, что нужно делать.

Я проковыляла в ванную, вымыла руки и пинцет в горячей воде. Сапоги хлюпали и липли к полу, так что мне приходилось буквально отдирать ноги от кафеля. Однако я решила не сдаваться, взяла полотенце и захромала обратно в комнату.

Там я переставила ночник на пол перед высоким старомодным трюмо. Господи, ну почему именно меня угораздило вляпаться в такую историю и почему именно сейчас?

Задрав рубашку, я закрепила ее на талии, обвязав шалью. А потом началось самое интересное. Я поняла, что, стоя задом к зеркалу, не вижу всей картины достаточно хорошо. И что дальше?

Мне пришлось вспомнить самый жуткий урок силовой йоги, на которую мы ходили с Гайей несколько месяцев назад, и ту ужасную позу, которую полагалось принять очень плавно. Тогда я продержалась три минуты, после чего симулировала приступ кашля и удалилась под предлогом, что мне надо хлебнуть воды, да так и не вернулась. А вдруг как раз сейчас и пригодятся восточные навыки?

Идея заключалась в том, чтобы раздвинуть ноги максимально широко, а потом просунуть голову между ними. Попытаться стоило. Я сделала глубокий вдох и встала спиной к зеркалу. Потом расставила ноги, стараясь удержать равновесие, и нагнулась как можно ниже. Теперь я хотя бы могла видеть свой зад (впрочем, мне было видно и многое другое). Кровь капала прямо на лицо, и я никак не могла ухватить стекло пинцетом.

Мамочки, как больно! Я еще раз попыталась ухватить осколок, и, к своему ужасу, увидела, как открывается дверь.

— Поппи! Что это ты делаешь?

Алекс стоял на пороге, разинув рот. Вполне понятная реакция. Благодаря отражению в зеркале я прекрасно представляла, какой ему открывался вид.

Если я скажу, что молила Бога о смерти, это прозвучит не слишком драматично? Ну хорошо, если не о смерти, то о внезапной потере памяти. Но амнезия, разумеется, не спешила поразить мой мозг. Руки судорожно дергались, пытаясь опустить сорочку, а я что-то сбивчиво объясняла.

Шаль на талии я затянула на славу, узел никак не поддавался. Когда суетишься, все простое кажется ужасно сложным.

Моя ночная рубашка все еще бугрилась складками на уровне талии, когда Алекс сказал:

— Да,