она… побаливает.

Алекс рассмеялся и побежал за подушками.

— Он такой внимательный, — любовно заметила Джокаста. — Это у него от тебя, милый, — и она послала Эдварду воздушный поцелуй.

Эдвард ответил невнятным бурчанием, стараясь не показать своего удовольствия.

— Ерунда, просто Алекс пытается сразить Поппи своими манерами, хотя с женским полом он обычно не очень цацкается, — сказал Дэйви, принюхиваясь к вину. — М-м-м, восхитительно. То самое, шестьдесят седьмого года? Отличный был год. Папа, ты нас балуешь.

Вернулся Алекс с двумя подушками, и я попыталась устроиться поудобнее. Сидеть все еще было трудно: приходилось довольствоваться одной ягодицей, а это, как легко догадаться, дело непростое.

Эдвард принялся развязывать на небольшом столике коробку с завтраком:

— Так, почти готово. Дэйви, тарелку! Да, и еще мне нужна кожаная перчатка. Кажется, я оставил ее в кабинете. Давай, мальчик мой, поторапливайся!

Я нервно поглядывала на картонную коробку. Зачем это ему понадобилась кожаная перчатка? Там что, кто-то кусается?

Дэйви улыбнулся и вышел. Вернулся он с большим старым, потрескавшимся блюдом. На нем был написан семейный девиз и нарисован спящий дракон. Когда он передал блюдо отцу, все зааплодировали.

— С Рождеством, дорогие мои!

— Семейное блюдо Стентонов пережило еще один год!

— А вот теперь и в самом деле наступило Рождество, правда? — крикнула Джокаста.

Я вопросительно посмотрела на Дэйви, он передал отцу перчатку.

— Устрицы, — пояснил мой шеф.

Господи!

Эдвард открыл коробку с серыми раковинами, переложенными льдом.

— Наисвежайшие! Я думаю, Поппи, ты, как наша гостья, должна получить первую, в знак того, что мы рады видеть тебя в «Аббатстве» и благодарны, что ты посетила нас.

Какой ужас!

Скажу так. Устрицы не зря считаются дорогим деликатесом. Они наверняка вкусные. Но дело в том, что, к своему стыду, я ни разу в жизни их не пробовала. А кроме того, с виду устрицы мне вовсе не кажутся аппетитными. Совсем наоборот — противными. Эдвард надел кожаную перчатку, протянул мне первую устрицу, и все взгляды приклеились ко мне. Наверное, я могла бы сказать, что у меня на моллюсков аллергия, или еще что-нибудь придумать, но я уже и так доставила им немало хлопот. К тому же все так радовались, что я решила умереть, но проглотить эту дрянь.

Так, Поппи, просто проглоти, и все. Не раздумывай. Неужели так трудно, уговаривала я себя, пытаясь разжать зубы.

Я робко ухватила устричную раковину кончиками пальцев и поднесла ее ко рту. Устрица пахла морем. Старательно отводя взгляд и не давая себе времени опомниться, я быстро опрокинула содержимое раковины в рот.

Язык обожгло солью. По консистенции это было что-то плотное и скользкое, но вкус, хм, вкус был такой, как будто у меня во рту разлили море. Я сглотнула и быстренько схватилась за бокал с вином. Вот, так-то лучше. Может, они и впрямь не такие уж противные? Новые ощущения и впечатления буквально сыпались на меня, как из рога изобилия, от переизбытка эмоций даже немного закружилась голова.

Все переключились с меня на устриц. Я попробовала еще одну, полив ее уксусом (так намного вкуснее, поверьте мне), и, совершенно счастливая, стала слушать, как вокруг делятся впечатлениями от подарков в носках.

— У меня такая красивая новая соболья кисточка, именно такую мне хотелось! — восторженно сообщила Джокаста.

— А у меня игрушечный «мерседес», черт возьми. Ну разве не издевательство — ведь сколько раз говорил, как мне хочется иметь настоящий, — буркнул Эдвард, разливая вино.

— Да брось, пап, мы же все знаем, что это ты подарки принес! Мог бы положить себе то, что на самом деле хотел получить, — сказал Дэйви, нежно улыбаясь отцу.

— Нет-нет. Это совершенно точно не я. — Эдвард оглядел нас.

Все застонали.

— Эдвард, ты всегда так говоришь! Но нас не проведешь… — Алекс с удовольствием проглотил устрицу.

— Нет, не я, — продолжал отпираться Эдвард.

— Конечно нет! — хором завопили Джокаста, Алекс и Дэйви, подражая удивленному тону Эдварда.

Все дружно рассмеялись, и тут пахнуло холодом. В дверях стояла Табита, местное привидение.

Джокаста с Эдвардом вскочили и поздравили ее с Рождеством, а Дэйви налил вина. Но Табита попросила стакан воды и содрогнулась при виде устриц.

— Бедные существа, — жалостливо сказала она. — Не понимаю, как вы можете… это так жестоко…

Все семейство терпеливо улыбнулось, и я поняла, что подобные фразы тут звучат часто.

Присев, Табита вскрикнула:

— Господи, что творит это животное?!

Бедняжка указывала пальцем на Джики.

Я даже не стала оборачиваться — и так знала, чем он там развлекается.

Глава восьмая

Когда дело дошло до последней устрицы, Джокаста схватила ее и сказала:

— А теперь пойдем поздравим с Рождеством старых Стентонов, а потом споем именинную песню.

И она заторопилась, в спешке даже уронив салфетку. Из-за стола вылезли и все остальные — не забыв прихватить бокалы с вином. Я последовала их примеру. Интересно, куда это они?

Почему-то я решила, что мы отправимся в спальню к какому-нибудь престарелому родственнику, но все вышли во двор и прошествовали через лужайку к надгробию с драконом.

Небо чуточку расчистилось, ветер стих, но холод по-прежнему стоял собачий.

Джокаста положила устрицу на могильный камень, а Эдвард окропил ее вином. С изумлением я заметила, как по его щеке ползет слеза. Не привыкла я к тому, чтобы люди так открыто выражали свои чувства. Не могу припомнить ни единого случая, чтобы папа плакал, даже когда наша сборная продула чемпионат по крикету.

Алекс и Дэйви обняли отца, а Джокаста нежно взяла его за руку. Я заметила, как все они обменялись понимающими взглядами, и отошла в сторонку, чтобы не мешать. Наверное, стоит вернуться в дом, здесь дело явно сугубо семейное.

Но тут Джокаста неожиданно обняла меня, притянула к себе и, глядя на могилу, сказала:

— А это Поппи, близкий друг Дэйви, которая, я надеюсь, скоро станет другом всей нашей семьи. Она гостит у нас в первый и, надеемся, не в последний раз, поэтому мы подумали, что вам захочется с ней поздороваться.

Я нервно оглянулась, но все проникновенно улыбались и таращились на могилу.

— Позволь представить моих родителей, Эдит и Роберта, а также моих бабушку и дедушку, Грейс и Гарри, — хрипло пробормотал Эдвард, — семью, лучше которой нет во всем мире.

Знаю, со стороны все могло показаться слащавым фарсом, но на самом деле это было не так. Я откашлялась и проговорила:

— Эдит и Роберт, Грейс и Гарри, меня зовут Поппи… Ну, мы пришли поздравить вас с Рождеством. Хочу сказать, что мне тут очень нравится и у вас потрясающе красивый дом.